Ден Козлов — наш уральский аэротрубный тренер, который настолько круто готовит спортсменов, что практически на каждых всероссийских трубных соревнованиях среди призёров находится кто-нибудь из его подопечных.
За плечами Дена юность на аэродроме, опыт тандем- и AFF-инструктора, спортивное звание мастера и 15 лет опыта в авиаспорте. А сегодня он спортсмен и тренер-фрифлаист, основатель первой в мире юниорской вертикальной четвёрки, известный всему парашютному Уралу Денчик / папа Ден / Денис Владимирович К., который может научить летать даже валенки.
Интервью с Деном Козловым
Текст интервью
— Ну что, всем здравствуйте. И в нашей студии сегодня легенда Екатеринбургского аэротрубного спорта. Это Денис Козлов. И сегодня мы немножко поговорим с Денисом о том, как начиналась его парашютная карьера, аэротрубная карьера, как он себя сегодня чувствует в роли тренера и, конечно, о его семье, потому что Денис — представитель парашютной династии.
А первый вопрос такой же, как и всем парашютистам, кто здесь бывал. Всё равно начинал ты с парашютного спорта, поэтому неизбежно мы его коснемся. Помнишь свой первый прыжок? Как это было?
— Я бы хотел сказать добрый день, спасибо за приглашение. Впервые бываю на интервью, постараюсь как-то
— Не материться? У нас живая беседа 🙂
— Но) Говорить просто, понятно, чтобы это выглядело, как живая беседа. Всё началось давно. Свой первый прыжок я совершил 3 июля 2004 года на базе аэродрома Устиново, Миасс, Челябинская область. Ну и с тех пор, скажем, началась глобальная карьера. Успел попрыгать на многих аэродромах, тренировался со сборной ВВС по групповой акробатике. Дальше стал инструктором по парашютному спорту, тандем-мастером и AFF-инструктором. Затем начал работать в трубе. И первые соревнования, в которых мы приняли участие командой аэротрубы Skywind, состоялись, если сейчас не изменяет память, в 2016-м году. Ну и с тех пор выступали, выигрывали чемпионаты России.
— Спускались в гор?… (мем для знающих распространённую присказку Дена)
— Да 🙂 Дальше ушёл в тренерскую работу, чем и занимаюсь по настоящий момент.
— А ты помнишь со своего первого прыжка ощущения? Тебя кайфануло? Торкнуло? Как это было?
— Перед тем, как я начал прыгать самостоятельно, — это был прыжок в тандеме тогда ещё в Челябинском аэроклубе. Мы его совершали совместно с моим другом, он же по совместительству и был моим тандем-мастером. Затем я прыгал по такой программе StaticLine, это сразу прыжок с крылом. Совершил 6 прыжков, затем 6 прыжков на круглом парашюте для того, чтобы освоить свободное падение. И затем уже на 13-м прыжке перешёл к самостоятельным прыжкам с парашютом типа «крыло».
— Обучение, которое не Классик и не AFF.
— Это одна из известных программ в то время. Смысл заключался в том, чтобы научить человека управлять куполом. То есть задача была такая – выпрыгнуть, парашют откроется сразу сам, и ты должен приземлиться туда, куда нужно. Но на тот момент в нашем регионе не было AFF, то есть прогрессивного обучения свободному падению. Собственно, не было, в принципе, даже инструкторов, а также необходимой высоты. У нас тогда самолёт не поднимался на высоту 4 километра. Ну, соответственно, приходилось как-то выкручиваться.
— Сейчас есть StaticLine-прыжки, а тогда это прям обучение было?
— Ну, по факту это происходило так. Друг моего отца привёз студенческий парашют — он был единственный тогда…
— …на дропзоне? 🙂
— Я бы сказал, в регионе. Мы решили попробовать обучение по этой программе, потому что, собственно, других возможностей не было.
— Я правильно понимаю, что твой первый прыжок, по сути, сразу совершался с целью обучения на спортсмена?
— Да, конечно. Вообще с детства я постоянно находился с родителями на аэродромах и на самом деле насмотрелся на тот момент на парашюты, и не очень мне на тот момент хотелось этим заниматься. Я бы сказал, что эффект был обратный. Затем отец начал работать на аэродроме Устиново, я постоянно приезжал с ним каждые выходные, смотрел, как ребята тренируются. Но мне больше нравилось общаться…
— И смотреть 🙂
— И смотреть, да. Я на земле себя чувствовал спокойно. Ну и, собственно, был счастлив :))
— А пошёл тогда почему в спортсмены?
— Ну-у, это история про то, как родители могут…
— Настоять на своём?
— Оказывать влияние, да, на своих детей. Но, что касается меня, с их стороны никогда не было никакого там давления. В плане того, что я вот должен это делать, мол, авиационная династия должна продолжаться. Никогда таких моментов не было. Но люди вокруг постоянно подходили и спрашивали: «А что, когда? Твои родители столько лет занимаются парашютным спортом, а ты тут просто ходишь, слоняешься».
— «Тебе уже 15, ты ещё не мастер», да?
— 14. Ну, я как-то всегда успешно выходил из таких бесед. Может быть, когда-нибудь. Естественно, эти люди как-то переключались на отца и спрашивали: «А почему, а когда, так сын вот, возможность есть». Никто не понимал, что происходит, потому что многие стремились, искали возможность (попасть в парашютный спорт — прим. ред.). По их мнению, я её не использовал. Ну и тогда отец просто решил, что мы пойдём другим путём, и сказал мне: «Тебе, наверное, слабо».
— Нашёл кнопку, куда нажать.
— Сказать подростку в 14 лет 🙂
— Тогда хорошо, что он не бейсер был.
— На тот момент он достал учебник AFF, тогда это первое издание было переведено на русский язык — то есть, эту программу привезли из Америки, тогда еще существовал аэродром Ступино. Ну, и, собственно, редакцию этого учебника именно с этого аэродрома мне и вручили, сказали: «Ну, теперь учи». Когда мне дали учебник, отец сказал: «Появятся вопросы — поговорим». Ну, вопросы возникали с момента оглавления, собственно.
Чем больше я читал, тем больше понимал, что, видимо, не всё тут так просто. А дальше я стал увлекаться, мне стало интересно. Ну и, соответственно, уже родители понимали, что я включился в этот процесс и остановить это будет очень сложно. Теперь уже они задумались, а надо ли это вообще. И стали учить, помогать, объяснять.
— Слушай, родители сделали, получается, большой вклад, потому что прямо сейчас и уральский спорт продолжается во многом через тебя. Твои родители парашютисты. А что ты знаешь об их истории? Как они попали на аэродром? Как они прыгали? Что они делали? Как они познакомились?
— Эта история, она началась даже не с моих родителей, а началась с прабабушки. Во времена Великой Отечественной войны существовал такой полк авиационный, его называли «Ночные ведьмы».
— У тебя прабабушка — ночная ведьма?
— Получается так.
— Очень круто.
— Затем мой дед по маминой линии стал лётчиком-истребителем. Затем мама стала парашютисткой, мастером спорта по классическому парашютизму. Это история про маму. Папа же, мне кажется, с самых юных лет был спортсменом. Он занимался изначально плаванием, мастер спорта по плаванию, мастер спорта по морскому многоборью. Попал в спорт-роту на срочную службу в армию и там начал прыгать. Далее уже попал в сборную СССР, и родители познакомились на одном из чемпионатов. Вот и вся история.
— На самом деле очень крутая история. Получается, что твоя дочь должна, видимо, в космонавты пойти, что-ли, чтобы ваша семья просто каждую ступень авиации прошла в своей жизни.
— Среди родственников есть и те, кто занимался тогда в том числе и космосом. Они рассчитывали орбиты всяких спутников и так далее. Естественно, мы подробностей не знаем, эта вся информация очень много лет держалась в тайне. То есть, мы в общих чертах знаем, что они были просто специалистами в области космонавтики. Ну, и это, собственно, всё, что мы знаем.
— Получается, тебя небо в темечко поцеловало при рождении, никуда было не деться?
— Ну, многие говорят, что у меня вроде как не могло быть другого пути. Но, например, моя старшая сестра выбрала другой путь. И сказала: «Жить я люблю больше, чем экстрим», поэтому есть вот кому заниматься. А на тему, как родители реагировали на мои занятия парашютным спортом — я всегда спрашивал, как вы относитесь. Ну и, собственно, мне сказали о том, что у нас же двое детей, всё нормально, всё хорошо.
— Если что, сделать не трудно.
— Да, но это всё-таки шутки, чёрный юмор.
— Да у парашютистов белого и не бывает, все чернушники 🙂 Но вот ты попал в спорт. То есть, прошёл обучение, перешёл на прыжки с парашютом типа «крыло». Дальше сразу начался спорт?
— Пару лет я прыгал на военных аэродромах. Родители меня туда возили, потому что они сами служили в армии, соответственно, много друзей, знакомых. И вот там меня начали готовить к тому, что всё-таки придется выступать, что спорт это самое важное направление: не только прыгать в своё удовольствие, а нужно ещё что-то делать. И первый чемпионат России по групповой акробатике мы посетили в 2007-м году, на тот момент мне было 17 лет. Мы были самой молодой командой.
— Выходит, ты сразу в групповую пошёл, минуя классический парашютизм и прочие истории? У тебя сразу было то, что актуально и ново на тот момент?
— Да, история про выбор дисциплины для меня была сразу понятна, для родителей не очень, потому что они сами мастера спорта по классическому парашютизму, а я на тот момент начал интересоваться парашютным спортом и смотрел, как выступают ведущие спортсмены мира в разных дисциплинах и понимал, что меня групповая акробатика привлекает больше всего. Ну и самый основной был момент, я видел, что они прыгают с маленькими парашютами, что им точно удобней, комфортней. Укладывать его намного проще, хотя на тот момент только появилась укладка на весу. Которую я изучал по видео и по мануалам. Ну, и, собственно, учился укладывать я сам, потому что вокруг некому было научить. Ну и с мыслью «откроется или нет» я пошёл прыгать.
— Полагаю, открылось.
— Дальше вставал вопрос о том, что давай, может, всё-таки в сторону классического парашютизма подумаем. Я привёл свои аргументы на тот момент, что мне нравятся скоростные парашюты, маленькие, их укладывать удобно, всё здорово, там не один человек прыгает, а команда. То есть, мне всегда были интересны командные виды. В детстве я начал заниматься лёгкой атлетикой, и там всё время ты в основном сам за себя один. Бывают эстафеты различные, когда ты в составе команды, но преимущественно один. В парашютном спорте мне прям, видимо, подсознательно чувствовалось, что если кто-то есть рядом, то будет спокойнее и безопаснее…
— Хотя это абсолютно всё наоборот 🙂
— Когда отец мне сказал, что, мол, ты, видимо, просто даже не сможешь приземлиться туда, куда надо, в цель, — тогда возник новый спор, и я сказал ему: «Ты можешь положить парашютную сумку (она размером буквально метр на метр), и если я в неё попаду, то…»
— …мы заканчиваем разговоры, да?
— Да, занимаюсь только групповой акробатикой. Я совершил как раз свой первый прыжок с системой Мальва-24. Попал в парашютную сумку, снял эту систему.
— И больше никогда не надевал?
— И больше никогда не надевал. Дальше уже и не было особо времени заниматься параллельно двумя дисциплинами. Нужно было развиваться в направлении групповой акробатики, потому что, помимо интереса, — именно собственного, каких-то своих достижений, — был ещё интерес вообще разобраться в этой дисциплине, потому что у нас на Урале в основном люди фокусировались на построении больших формаций, а мне были интересны именно перестроения, именно прыжки командой. Тогда, собственно, началось путешествие в аэротрубу. Впервые в России она открылась в 2007 году под Москвой — аэротруба Freezone. Мы приехали туда, когда ещё вокруг лежал цемент, какой-то песок. Труба начала дуть. Нам нашли на тот момент самого титулованного тренера мирового уровня, кто знал практически всё о групповой акробатике.
Когда мы зашли впервые в трубу, я понял: «Так, это мне нравится, с этим нужно что-то делать!» Затем шли тренировки несколько дней, это как раз была подготовка к чемпионату России. Мой мир вообще перевернулся с ног на голову. Всё моё представление о технике выполнения определённых элементов сломалось. Я понял, что для любой дисциплины, которая связана со свободным падением, труба будет способствовать результатам, и что без неё вообще никуда. Я тогда уже понимал, что будущее будет развиваться в этом направлении.
Точку в принятии моего решения о нашей совместной жизни с трубой я поставил, когда увидел, что инструктор, который летал с нами на животе, в этом же групповом комбинезоне выходит на голову, умеет летать вниз головой, сидя, переворачивается, делает различные акробатические элементы, и в тот момент я понял, что смысл состоит в том, чтобы полностью владеть своим телом в воздушном пространстве. И тогда я решил, что я стану инструктором в аэротрубе и научусь летать лучше, чем мой тренер.
— Передай привет тренеру 🙂
— Это был вызов лично мой, лично к себе. И после этого был какой-то перерыв в тренировках в трубе, а я всё время думал о том, а как же научиться летать ещё лучше, лучше и лучше. Ну, это всё шло параллельно, вместе с прыжками.
— Ты и прыгал, и летал?
— Да, и я понимал, что одно другое дополняет и отдельно друг от друга не существует. Видимо, поэтому аэротруба и является парашютным спортом, её не выделили в отдельный вид спорта, я бы сказал, что это не то что смежные дисциплины, а по факту, на мой взгляд, это одно и то же с небольшими нюансами 🙂
— Сложнее разбиться 🙂 Но тоже можно! Смотря, что летаешь.
— Можно.
— Вот ты в первый раз попал в трубу. лет тебе ещё по сути совсем немного. По сути, ещё школьник. Свои первые парашютные соревнования ты помнишь?
— Мы прыгали командой-двойкой. Команда у нас была интересная, у нас даже не было своего оператора. Поэтому мы его арендовали прямо на аэродроме. Ну, арендовали, это, конечно, громко сказано. Это был друг моего отца, мастер спорта международного класса. И он на нас смотрел-то совсем как на детей. Ну, собственно, какими мы являлись тогда и по возрасту, и по своим навыкам. Он согласился стать нашим оператором.
Мы прыгали тренировочные прыжки сначала. Ну, естественно, когда ты приезжаешь на соревнования, нужно адаптироваться к аэродрому. И в момент, когда мы прыгали, наш оператор успевал ещё посчитать, где штрафы, что мы делаем не так. И потом, даже без съёмки, сначала нам всё рассказать и потом уже показать. Тогда я понял, что есть люди такого высокого уровня и надо бы как-то к ним приближаться.
Дальше мы начали выступать. Как я уже говорил, мы были самой молодой командой. Естественно, журналисты, которые приехали, сразу подошли к нам, начали спрашивать: как, зачем, почему. Для многих это было удивлением, что такие молодые ребята решили сразу на Чемпионат России, приехали с региона, кто такие. Нам многие помогали, рассказывали, что, ребят, смотрите: здесь лучше вот так сделать, а здесь вот так. То есть, в целом вообще все, кто давно прыгал, они понимали, что это только начало, и хотели как-то помочь. Ну, и действительно несколько советов, которые те люди давали, они нам пригодились.
Мы, конечно, тогда не смогли выиграть по понятным причинам Чемпионат России, но мы находились в середине турнирной таблицы, — что было, в общем-то, для нас большим достижением, с учётом того, что прыжков совместно мы совершили пару сотен, затем приехали в трубу, отлетали 5 часов, — и в первом же прыжке мы показали норматив КМС. Большое удивление для нас.
— И крутой результат.
— Ну, на тот момент мы думали, что да.
— Для первых соревнований, мне кажется, точно. Ты как-то рассказывал, что в 18 лет ты уже был AFF-инструктором. Получается, что где-то примерно в этом возрасте ты ещё и стал заходить в парашютный спорт с точки зрения профессии?
— Да, в 18 лет я стал и AFF-инструктором, и тандем-инструктором. На тот момент можно было получать эти лицензии с 18 лет. Сейчас требования по возрасту, если я не ошибаюсь, тандем с 20 лет и AFF с 21 года. Но тогда не было никаких ограничений. У меня было уже тогда более 1 000 прыжков. Я подходил по всем параметрам. Я понимал: чтобы дальше развиваться, на это нужны какие-то средства. Понятно, что родители всегда поддерживали. Моё развитие полностью связано не только с финансовой поддержкой, но и моральной, само собой. Мы порассуждали, что в целом дополнительные возможности пойдут нам в плюс. И также мне было интересно больше всего, что испытывают люди, когда проходят программу AFF и, собственно, как же научить человека за такое маленькое количество прыжков.
— Это был тоже вызов для тебя?
— Да. Что касается тандемов, я всегда смотрел на то, как приезжают люди на аэродром, инструктор цепляет их к себе, идёт с ними прыгать. После приземления эмоции зашкаливают, и мне хотелось оказаться по ту сторону. Не когда ты являешься пассажиром тандема, а наоборот: что ты будешь чувствовать в этот момент.
— И как же оказалось по ту сторону?
— В первую очередь я понимал, что это большая ответственность. Одно дело, когда ты отвечаешь сам за себя, а другое дело, когда ты работаешь с людьми. Ну, собственно, это и был такой задел на будущее в плане тренерства, что нужно учитывать интересы других людей, а не только свои.
— В период AFF-инструкторства ты, получается, был совсем молодой парень. Ну, понятно, напрыганный, но достаточно юный. А были у тебя студенты, которые тебе седины добавили?
— Всякое бывало и в AFF, и в тандемах. В AFF, да, нас обучали, мы понимали, что может разное произойти. Я всегда чувствовал гиперответственность, потому что самый молодой, а самый молодой всегда…
— Виноват!
— Не то чтобы виноват, но в случае чего получают люлей больше.
— За взрослых?
— Да. Я постоянно тренировался, продолжал летать в аэротрубе для того, чтобы ещё улучшить свои навыки, и для того, чтобы себя свободно чувствовать в небе. Потому что я понимал, что все действия должны происходить автоматически, что я не должен думать о том, как мне управлять своим телом. Я лишь должен оценивать ситуацию и сделать прыжок, собственно, для своего студента и для себя лично безопасным. Поэтому бывало всякое, и всегда, когда я шёл на прыжок со студентом, я рассматривал всегда самый худший исход и был к нему готов. Так что, когда что-то происходило и что-то шло не по плану…
— …ты ставил галку в своих ожиданиях.
— Да, для меня это было ожидаемо.
— А ты ощущал кайф, когда твои студенты приходили и говорили: «Блин, класс, у меня получилось, всё, вот я в небе»?
— Да, конечно. Я думаю, что, в принципе, мы все ждём какой-то благодарности. Даже если мы не мыслим об этом постоянно, я думаю, что любому человеку приятно, когда высоко оценивают твою работу.
— Ты, получается, занимался групповой, был и AFF-инструктором, и тандем-инструктором. А в какой момент групповая пошла на полочку и появился фрифлай? Ты ведь опять был первопроходец наверняка?
— Первопроходец…ну, я бы так не сказал, потому что здесь у нас была команда инструкторов. То есть, открылась аэротруба, также в городе Миасс Челябинской области. Мы все, весь коллектив, на тот момент уже были парашютистами, кроме моего напарника, поэтому мы, наверное, все здесь, на Урале, были в этом плане первопроходцами. Но я до момента открытия трубы в Миассе ездил в Самару. Это как раз один и тот же аэротрубный проект, я имею в виду. Сама труба в Миассе идентична самарской на тот момент. Я ездил в Самару для того, чтобы готовить своих студентов AFF. Занимался с ними в трубе и параллельно начал обучаться там основам фрифлая, потому что моей целью в тот момент было научиться летать в других положениях и понять, как это и какие ощущения я буду от этого получать.
— Это какие годы примерно? Ну или твой возраст плюс-минус?
— 20 лет. Я занимался со своими студентами сам, плюс я сразу понимал, что нужны основы ещё и фрифлая, даже для начальной подготовки. Например, что не помешало бы освоить полёт на спине, потому что когда человек выпрыгивает, если он попадает в беспорядочное падение, эти навыки ему помогут.
И, соответственно, всех своих студентов я обучал полётам на спине. Ну, сначала научился сам, обучал полётам на животе, на спине, а если кто-то хотел уже дальше, — я этих людей передавал самарским ребятам, инструкторам, и они их обучали. И плюс я учился параллельно летать сам — сидя, вниз головой. Помню, что это было тяжело.
— По методичкам, по видео? Тебе опять дали книгу и сказали: «Будут вопросы — задавай»? 🙂
— В самой трубе меня обучали местные ребята. Естественно, я сам изучал всю литературу, которую я мог найти. Но, как мы знаем, очень сложно что-то найти.
— До сих пор?
— До сих пор, да. Нет универсального учебника по фрифлаю, по вертикальным двойкам, по вертикальным четвёркам. По факту из учебников то, что мы видим, — это только учебник AFF.
— Ты эти навыки переносил в небо? То есть, летал фрифлай в небе?
— Да, на тот момент были и свободные прыжки. Мы работали на аэродроме — нам давали возможность в качестве поощрения совершить несколько прыжков на совершенствование навыков. Плюс, помимо того, что мы работали инструкторами, прыгали тандемы и AFF, мы также выполняли функции инструктора на линии стартового осмотра, выпускающего, ну и так далее. И, соответственно, когда мы шли во взлёт выпускающими, — естественно, из самолёта выпрыгивали, потому что раз уж мы здесь, зачем оставаться?
— Фрифлай стал спортом для тебя или всё это переросло исключительно в тренерство?
— В небе фрифлай не стал для меня спортом. Тогда мы это воспринимали всё-таки больше как хобби. Я понимал, что физически просто не хватит времени разорваться
— И поработать везде, и в трубе полетать…
— Да, поработать, попрыгать, в трубе полетать и так далее. И путь во фрифлай именно в небе — он, во-первых, очень затратный, нужно гораздо больше выполнить парашютных прыжков. Потом, у нас, собственно, нет тренера, кто может ошибки разобрать.
Я понимал, что поскольку я работаю в аэротрубе, логично попробовать выступить и на чемпионате в аэротрубе. Так совпали желания и возможности. Так началась спортивная карьера. Если мы берём трубу, акцент сместился в сторону фрифлая, потому что диаметр трубы, в которой я работал, не позволял летать вдвоём, втроём, вчетвером, в горизонтальном положении. То есть, только вертикально.
— И какие у тебя были первые соревнования аэротрубные вертикальные?
Всё по старой схеме. Первые соревнования — также сразу чемпионат России.
— А что не мира? 🙂
— Минуя, так сказать, районную олимпиаду. По-моему, это был 2016 год. Мы ничего не ожидали, но по факту мы заняли там 2-е место. Смысл был в том, что мы не понимали многих вещей, как нужно летать, и, приехав уже на Чемпионат России, мы увидели различные переходы из одной фигуры в другую. Поняли, что мы можем делать намного быстрее то, что делали. Также не было никакого учебника, не было ни одного тренера, который досконально бы разбирался в этой дисциплине, я тогда это тоже понимал. Ребята, кто заняли 1-е место, они, наверное, в России были единственные, кто где-то эти вещи посмотрел и их реализовал.
— Получается, дисциплина настолько молодая, что даже в 2016-м году, что не то чтобы очень сильно давно было, всё равно она ещё не была особо развита в стране?
— Это было абсолютно не развито, тогда это даже был, так сказать, неофициальный Чемпионат России, потому что Федерация парашютного спорта не проводила чемпионаты в аэротрубах. Тогда ещё она только-только, скажем, проявила интерес к этому. А проводила соревнования как раз аэротруба «FlyStation». Там и состоялись мои первые соревнования. Такое место, я всегда туда приезжаю…
— Твой дом два.
— Да. Эта аэротруба отчасти дала нам возможность развиваться дальше в плане того, что мы увидели, какие вещи нужно тренировать, познакомились со многими известными людьми, увидели вообще, как выглядит по-настоящему аэротрубный спорт, то есть, там были люди на тот момент чемпионы Европы, летали четвёрки, двойки. Для нас это в то время был шок. Мы смотрели на эту трубу, — она диаметром 4,3 метра, — и понимали, что мы можем в ней потеряться, потому что мы не привыкли, собственно, к такому размеру. Поэтому это было очень интересно. Самая, наверное, продуктивная поездка.
Уже тогда мы приняли решение о том, что мы точно выиграем. Ну а дальше, после соревнований сразу же начался тренировочный процесс. Я понимал, что это самая молодая дисциплина, что практически в ней, я уже говорил, никто не разбирается. Тогда я начал искать различные видео и наткнулся на видео всё тех же американцев. Увидел, что там люди ещё, помимо того, что мы соревновались только в вертикальных раундах, на их соревнованиях они ещё летают живот и спину. Ну и здесь началась глобальная идея о том, что нужно внести изменения, мы начали разговаривать с Федерацией (тогда это были всё те же люди, что и сейчас) о том, что вот у нас такой есть вид спорта — вертикальные двойки в аэротрубе. Многие из членов ФПСР тоже только слышали об этих двойках, где-то, может, видели и не понимали вообще, что это.
— Ещё и, наверное, думали, что это фан такой лёгкий 🙂
— Это я уж не знаю. Ну и, собственно, мы начали вести разговоры и добиваться того, чтобы нашу дисциплину признали, были внесены правила. Ну, так мы, собственно, их и написали.
— Получается, в какой-то мере ты меняешь правила в игре. А есть ли у тебя планы внести ещё какие-то изменения в ближайшем будущем? Что бы ты хотел дополнить именно по части фрифлая, может быть, в спортивных правилах, нормах? Может быть, ввести новую дисциплину хочешь? Какие идеи есть?
— Первая идея состоит в том, что более тесно сотрудничать с Федерацией парашютного спорта России. Хотя мы и так взаимодействуем достаточно близко, нет такого, что мы отправляем какие-то официальные запросы. Я спокойно созваниваюсь с нужными людьми, с судьями, тренерами. Я конкретно занимаюсь дисциплиной вертикальных двоек, потому что в своё время мы уже объяснили, что нам это нравится, мы готовы вкладывать время и силы, разрабатывать какие-то новые вещи.
И я как раз всегда говорил о том, что с учётом того, что в регионах маленькие трубы, но регионов много, — это станет самой массовой дисциплиной. Так и произошло. И поэтому нужно идти в ногу со временем. Люди, которые приходят в этот спорт, — для них должно всё быть чётко, понятно. Как, зачем, почему. Чтобы были сформированы адекватные правила. Это очень важно. Хотя не все их читают. Я всё время на каждом чемпионате напоминаю участникам, совместно с судьями, что, ребят, прежде всего, если вы занимаетесь каким-то видом спорта, нужно прочитать правила.
В этом году я всё-таки добился того, что в вертикальных двойках будут присваиваться звания мастеров спорта. Дело в том, что изначально мастера спорта в горизонтальных двойках были, потом эти нормативы убрали. Понимая, что вертикальная двойка сложнее, решили когда-то, — ну ладно, будем в вертикальных двойках присваивать максимум КМС, аргументируя это решение тем, что это не международная дисциплина. Ну и собственно с этого началась наша дружба с Федерацией парашютного спорта России. И много лет пришлось всё-таки доказывать, что эта дисциплина важна, сложна, и люди должны быть по достоинству оценены — те, кто вкладывает свои силы, время, деньги и прочее. Плюс эта дисциплина она дает возможность людям, кто живёт не в столицах, проявить себя, показать, что не только в Москве можно развиваться. Что мы тоже хотим и готовы показывать результаты и соревноваться на самом высоком уровне.
— Сегодня ты сфокусировался на тренерстве по большей части. Какие успехи есть у твоих учеников? Какие у тебя есть дальнейшие амбиции именно по части тренерства? Может быть, ты хочешь какую-то команду совсем малышей взять? Может быть, старичков? Есть ли у тебя какой-то тренерский план?
— Да, действительно так, что я больше сфокусирован на тренерской работе, но до сих пор продолжаю выступать в вертикальных двойках, четвёрках, — так сказать, играющий тренер. Самой моей первой амбицией было создание первой в мире вертикальной детской четвёрки. Собственно, так и получилось. Я начал тренировать четырёх девочек. То есть, получилась не только первая в мире детская четвёрка за всю историю, но ещё и женская.
Мы ездим постоянно в Тюмень, потому что нам нужен диаметр трубы минимум 3 метра. И на данный момент девочки уже дважды показали результат выше норматива мастера спорта международного класса. Здесь эта история больше уникальна. И мне повезло в плане того, что изначально ко мне пришли эти спортсмены. Повезло с тем, что у них, точнее, у их родителей, есть возможность вкладываться, — и, прежде всего, финансово — в их тренировки. И это просто была всё та же идея, история, а почему не мы? 3 девочки с Екатеринбурга и 1 девочка с Тюмени. Они, собственно, ворвались, создали сенсацию в плане того, как дети могут соревноваться на таком высоком уровне.
И основной моей целью, наверное, как у любого тренера, является выиграть сначала Чемпионат мира, а потом уже Олимпиаду. Хотя аэротрубный спорт не входит в олимпийские виды…
— Ну, поговаривают, что вроде хотят ввести, когда-нибудь.
— Поговаривают, и в целом, если когда-нибудь он всё-таки войдет, то хотелось бы и в двойках, и в четвёрках, и даже самому, соответственно, участвовать, ну, и чтобы воспитанники смогли показать высокие результаты. Мы в целом ориентируемся на мировой уровень. То есть, несмотря на сложную ситуацию в мире сейчас, мы понимаем, что все равно всё когда-нибудь станет нормально. Всё это пройдёт, что всё-таки люди в мире осознают, что спорт никакого отношения к политическим взглядам не имеет.
Русские – это та нация, которая достойно себя показывает во всех видах спорта, и я даже больше скажу, что спортсмены из разных стран в различных видах спорта, а в частности в аэротрубном спорте, очень разочарованы тем, что русские не участвуют. Прямо те же американцы, европейцы, — все они говорят о том, что без русских это не Чемпионат мира. Русские всегда бьются до упора.
В спорте не имеет значения, кто какой нации и так далее. Мы хотим международных соревнований и метим туда. По факту я тренирую сборную Свердловской области по аэротрубным дисциплинам. Сейчас у нас есть две вертикальные четвёрки, около пяти вертикальных двоек. Ну и мы представляем, я бы сказал, крупнейшую делегацию на Чемпионатах России. У нас приезжает 20 человек, и мы все отстаиваем честь нашего региона.
— Это тоже твоя определённая идея? Ты же мог давно куда-нибудь в Москву и Питер уехать, по сути. Ты на Урале.
— Мне нравится этот город. Москву и Питер я в принципе не воспринимаю в плане именно жизни и развития. Москва для меня — это большой такой муравейник, мне всё-таки интереснее создавать здесь и показать, что мы тоже можем. То есть, это своего рода амбиции. А что касается Питера — мне нравится этот город, но климат не подходит.
— Что пожелаешь своим спортсменам, юным и взрослым?
— В первую очередь терпения. Терпение, самообладание — это самое важное. На самом деле, мне повезло со спортсменами, которые у меня тренируются, потому что дисциплина у них есть, понимание, зачем мы это делаем, есть. Желание есть, и я бы пожелал, чтобы так всё и сохранялось, потому что без этих составляющих, собственно, невозможно чего-то достигать, добиваться, показывать высокие результаты. И плюс, когда человек сконцентрирован на какой-то определённой цели, у него формируются амбиции не только в спорте, но и в жизни. Плюс эта концентрация позволяет выполнять полёты безопасно. Это немаловажно в нашем виде спорта. Поэтому всё так же мы на верном пути. Я вообще стремлюсь к тому, чтобы команд становилось больше, больше, больше. И неважно, какую дисциплину они выбирают. Кто что хочет!
— Только не классический парашютизм? 🙂
— Я могу говорить только, в основном, про аэротрубу, потому что провожу в ней очень много времени. Все, что касается прыжков с парашютом, я всегда говорил, что это должен быть осознанный выбор каждого, потому что каждый человек должен взвешивать риски и понимать, какие могут быть последствия. Быть более ответственным, потому что в парашютном спорте дисциплина ещё более важна. Нужно соблюдать меры безопасности и так далее. Скажем, я всегда поддерживаю людей, кто приходит в парашютный спорт, но никогда не настаиваю, не уговариваю. При этом, всегда рассказываю о том, как это всё работает и так далее.
То есть вот, допустим, сейчас ко мне же приходят на тренировки не только профессиональные спортсмены, но приходят и парашютисты-любители, которые в основном воспринимают трубу как тренажёр для того, чтобы в небе, в свободном падении уметь владеть своим телом. Я, естественно, работаю с их запросами, обучаю, приезжаю с ними на аэродром для того, чтобы передать свой опыт, чтобы контролировать безопасность при выполнении прыжков. Потому что фрифлай — это дисциплина, связанная с большим перепадом скоростей в свободном падении. И, собственно, здесь меры безопасности намного жёстче. Поэтому я не могу сказать, что я как-то отделился от парашютного спорта. Нет, парашютный спорт для меня это сейчас в большей степени хобби. А аэротруба — это и хобби, и моя работа.
— И призвание.
— Это мы узнаем позже.
— Я думаю, что ты на своём месте. Получилась классная беседа! Классная беседа с кем? С крутым тренером Денисом Козловым. Собираетесь летать в небе в свободном падении? Вы знаете теперь, к кому идти за тренировками, если вдруг почему-то не знали. Пока-пока!