Небо над Родиной

Авиаспорт Екатеринбурга и Урала.
Спецпроект: истории, люди, достижения

Авиалегенды:
рекордсмен Александр Косков
Интервью | фото | видео

Небо над Родиной

Авиаспорт Екатеринбурга и Урала.
Спецпроект: истории, люди, достижения

Авиалегенды:
рекордсмен Александр Косков
Интервью | фото | видео

Небо над Родиной     Небо над Родиной     Небо над Родиной     Небо над Родиной     Небо над Родиной     Небо над Родиной     Небо над Родиной     Небо над Родиной     Небо над Родиной     Небо над Родиной     Небо над Родиной     Небо над Родиной     Небо над Родиной     Небо над Родиной     Небо над Родиной     Небо над Родиной     Небо над Родиной     Небо над Родиной     Небо над Родиной     Небо над Родиной     Небо над Родиной     Небо над Родиной     Небо над Родиной     Небо над Родиной     Небо над Родиной     Небо над Родиной     Небо над Родиной     Небо над Родиной     Небо над Родиной     Небо над Родиной     Небо над Родиной     Небо над Родиной     Небо над Родиной     Небо над Родиной     Небо над Родиной     Небо над Родиной     Небо над Родиной     Небо над Родиной     Небо над Родиной     Небо над Родиной     Небо над Родиной     Небо над Родиной     Небо над Родиной     Небо над Родиной     Небо над Родиной     Небо над Родиной     Небо над Родиной

Александр Сергеевич Косков — имя легендарное в екатеринбургской парашютной истории. Попав в аэроклуб в 1987 году, он так там и остался: с первых юниорских шагов до должности руководителя парашютного звена аэродрома Логиново.

За плечами Александра Сергеевича более 6500 парашютных прыжков, победы на Всероссийских и мировых соревнованиях, рекорды, показательные выступления и огромное число увлекательных историй о небе.

Интервью с Александром Косковым

Текст интервью

— Ну что, всем здравствуйте. У нас сегодня в гостях Александр Сергеевич Косков. Это руководитель парашютного звена аэродрома Логиново, победитель множества Всероссийских и мировых соревнований, рекордсмен России. И, конечно, это крутой тандем-инструктор аэродрома Логиново. И сегодня мы с Александром Сергеевичем поговорим на тему парашютного спорта, его истории в небе: как это всё начиналось, как это продолжается, к чему это привело и какие планы на будущее.

Первый вопрос такой. Как это всё началось для вас? Какой был первый прыжок и как вы вообще попали на аэродром?

— Первый прыжок я выполнил в 1987 году, а где-то за год до этого вышел фильм «Парашютисты», такой советский на всю голову. Я посмотрел, так восхитился и прям очень-очень сильно захотел прыгать. Потом появилась возможность, я узнал, что есть аэроклуб. И записался. 3 января 1987 года я переступил порог аэроклуба, то есть, скоро будет 38 лет, как я занимаюсь этим делом.

И вот пришёл, отучился месяц. Нужно было сделать 3 прыжка. А день рождения у меня в марте — и получается, что я пришёл в 14 лет, и мне ещё 15 не исполнилось. По тем нормам нужно было минимум 15 лет. Уложили парашюты, приехали на аэродром, уже объявили, в каком я взлёте. Меня подзывает руководитель прыжков:
— Лет сколько?
— 15.
— Врёшь. Я знаю, 14. Когда будет 15 лет?
— Через месяц.
— Ну вот через месяц и приходи.

Вот в тот день я, конечно, плакал. Я смотрел, как мои товарищи прыгали с парашютом, там было синее небо, это было так всё феерично, так красиво, а меня не пустили. Конечно, крокодильи слёзы… Пришёл через месяц, надо сказать, меня не обманули. Я пришёл на укладку парашютов, но поскольку мне лет-то немножко совсем… А! День рождения-то у меня 20-го марта, а первый прыжок 21-го я выполнил. Я в парашют Д-5 в кармашек для разового паспорта засунул конфетку «Золотой ключик». По задумке — приземлюсь и съем конфетку. Вот вспомнил про эту конфетку лет через 15.

— Так и лежала там?
— Наверное, кто-то другой её замочил.

— А как вы в то время узнавали о том, что есть аэроклуб? Как эта информация распространялась вообще?
— Информации практически не было, но в этом аэроклубе у меня когда-то летал папа, планеристом был. Да, его героически выгнали за нарушение дисциплины и, значит, забрали в армию, а оттуда он поступил в военное училище, и у него военная карьера сложилась. В общем, он перестал быть связанным с небом. И конечно я тоже собирался быть планеристом— папа-то авторитет. А он мне говорит: «Слушай, планеристы — это всё фигня, надо прыгать с парашютом, вот там настоящие мужики». Я резко перепрофилировался. Тем более, фильм «Парашютисты» — там всё было чётко по-советски рассказано, и вот таким вот образом я пришёл в аэроклуб. Вот остановиться не могу.

— Вас приходило довольно много школьников, как я понимаю.
— А почти все!

— В смысле, вообще все школы Екатеринбурга приходили в аэроклуб?
— Ну как все. Не все, об этом мало кто знал, но как-то по каким-то своим каналам всё это дело узнавалось. Вот допустим, мы ехали в троллейбусе с моими какими-то товарищами, школьниками. Кто-то говорит: вот скоро можно будет прыгнуть с парашютом, есть аэроклуб, но там всё очень сложно, надо физподготовку сдавать, и всё это на уровне слухов.

Ну в общем, пришёл, узнал, сказали, когда прийти, пришёл. Для первого прыжка там практически отбора никакого и не было, брали всех подряд,
потом, правда, приходилось проходить врачебно-лётную комиссию, на этом этапе был отсев. А 3 прыжка выполнить было не сложно,было сложно попасть в спортсмены-парашютисты.

Набирали в год примерно 20 мальчиков и где-то 10–12 девочек, жёсткая дисциплина, за все нарушения выгоняют сразу без разговоров. И из этого количества — 35 человек —по первому лету к осени оставалась примерно половина, а через год, наверное, человек 5–6.

— А потом эти оставшиеся — они всё еще работают на аэродромах, да?))
— А те, кто остались, это вот как раз те люди, которых вы до этого…опросили)) Те прекрасные ребята…
— Кто пережил все эти тяготы и лишения?
— Ну, очень сурово всё было. Подъём в 5 утра, в 5:30 бежим бегом на дальний старт, почти полтора километра. За это время надо успеть ещё загрузить фляги с водой, в 6 утра начало прыжков с парашютом, в 12 дня окончание, везут в столовую пообедать, потом у тебя 2 часа поспать, потом физподготовка,
потом укладка парашютов, в 22:00 отбой. Если ты не под одеялом, а сидишь на кровати…
— То есть ещё силы поработать))
— То ты залетел и отстранён от прыжков. 2 раза отстранили — и выгнали к чёртовой матери. И поэтому текучка была такая, люди вот растворялись практически на раз. И вот задача была, конечно, удержаться.

— Я так понимаю, дисциплина у молодёжи от современной не сильно отличалась.
— Молодёжь — это молодёжь. Когда я сейчас руковожу вот этим всем дурдомом, я многое понимаю, а молодёжь считает, что она умнее меня. И это нормально!

Архивы Александра Коскова
Архивы Александра Коскова (второй слева)
Архивы Александра Коскова
Архивы Александра Коскова (внизу по центру)
Архивы Александра Коскова

— Вот сегодня у нас все прыжки коммерческие. Представить, что просто дети приехали 3 прыжка делать — редкая история, за исключением, может, юнармии. А раньше это как было организовано? Это какая-то программа от ДОСААФ была, в которой все участвовали? Или какое вообще направление? В чём цель была вот этих 3 прыжков?
— Ну, ведь тогда ДОСААФ действительно был добровольным обществом содействия армии, авиации и флоту. Кроме того, что это была подготовка по военно-учётным специальностям, это были и технические виды спорта. Этих видов спорта очень много, но поскольку мы с тобой парашютисты, то про него мы знаем чуть больше. Так вот, чтобы люди занимались парашютным спортом, необходимо было, чтобы эти люди для начала выполнили 3 прыжка с парашютом, были физически развиты, способны заниматься парашютным многоборьем. Все парашютисты, когда начинали свою спортивную карьеру, все поголовно были многоборцы. Всех учила плавать Тамара Андреевна Гмызина.
— То есть, хочешь-не хочешь — поплывёшь?
—Если ты не можешь плавать, то мы тебе какое-то время дадим поплескаться, а потом мы тебя расстреляем. Выжившие будут расстреляны вновь. Надо сказать, нас неплохо научили плавать, бегать и стрелять. Ну и прыгать с парашютом. И вот, чтобы попасть в спортсмены, проходило порядка 300 человек перворазников за зиму. Из числа вот этих 300 человек отбирали примерно 30, это один из десяти. Конкуренция достаточно высокая. Кого попало не брали — мало быть спортивным, нужно, чтобы ещё была перспектива. Перспектива — это означает, что ты поступаешь в какой-нибудь ВУЗ и можешь заниматься спортом не 2 года до армии, а чуть больше. Чтобы на момент ухода тебя в армию ты уже был какой-то спортсмен, кандидат в мастера, отправляют там тебя в военную команду, а, возвращаясь оттуда, ты снова продолжаешь заниматься спортом. Ну вот какая-то такая была идея и концепция. Она, конечно, не всегда угадывалась руководством. Но, тем не менее, если человек собирается уйти в армию в момент призывного возраста, он как спортсмен просто не нужен. За 2 года, ну сама знаешь, ничему не научить. Надо, чтобы спортсмен позанимался хотя бы года 4, чтобы какие-то результаты были.

Тогда была задача попасть в молодёжную сборную СССР и, конечно же, сборную СССР взрослую. Поскольку мы были дети, начиналось всё это дело с молодёжной сборной. Раз в год проводился чемпионат СССР в Грозном, туда направляли вменяемых подрастающих спортсменов, которые могли хоть что-то показать. И уже из их числа отбиралась молодёжная сборная команда. И вот, к моему сожалению, только я в неё попал, СССР развалился. И я плавно перешёл в сборную России. В  какой-то лохматый, по-моему, третий или четвёртый состав.

— На тот момент, когда вы только начинали, какой был аэродром? Что на нём было, чего на нём не было?
— Аэродром был волшебным местом. Это было поле и это был лес. В нём были редкие домики, как правило, такие вот… Як-52 в транспортной упаковке контейнер фанерный имеет. Вот из двух таких был сделан барак для нашей молодой банды. И в нём мы героически, значит, проводили время отдыха. Туалеты были деревянные…
— Самокопные?
— Конечно! Мною лично выкопано 8 туалетов. Я же был нарушитель дисциплины. Но прыгал неплохо. Поэтому меня, в общем-то, как сразу не хотели выгонять. В общем, трудотерапия: копал туалеты, мыл водовозку, дважды красил парашютную вышку, один раз чуть не упал с неё. Скользкие руки в краске, и как обезьяна вцепился и по этим железкам скатился вниз, немножко ободрался, но ничего, живой.

— А как насчёт дисциплины? Я так понимаю, тренером была Тамара Андреевна.
— Конечно, это очень суровый человек.
— Как у вас обстоял тренировочный день?
— Это было достаточно нервозно. Потому что что бы я ни делал, это всё было неправильно. Мне об этом, конечно же, указывали. Я очень долго ходил с фамилией Кусков. Она почему-то так запомнила. А поправить её я боялся, потому что она была гроза. Да, физподготовка, потом наземная подготовка, укладка. Времени не хватает до отбоя. А после отбоя…
— Надо спать.
— Конечно! Надо спать. Спится плохо, поэтому полчаса подождали и потом короткими перебежками на костры, в лес, гитары. Вот это всё.
— Как вы маскировались, чтобы не было слышно?
— Во-первых, лес достаточно большой. Если сильно не орать…
— Петь шёпотом!
— Да, вот примерно… сразу видно, опытная парашютистка.
— Педагог!
— Педагог. Я понимаю. Но молодёжь есть молодёжь. За ними смотришь, они как тараканы разбегаются. И сейчас, и тогда, и так было всегда.

— А первые соревнования помните?
— Первые соревнования… Да, я их помню. Я на них сломал ногу. На 124-м прыжке. Кубок Урала по парашютному многоборью. Кстати, примечательная история! Это сейчас электронно-измерительные системы. Не то чтобы на каждом шагу, но достаточно легко его найти. А тогда делали умельцы, кулибины. Всё это было вот на уровне.

И вот представитель был, по-моему, Перми. Он сделал эту систему, где в датчик попадаешь ногой — на большом табло из какой-то фанеры или дерева
загораются какие-то цифры. Достаточно большенькое такое табло! Потом, как выяснилось, все мозги как раз вот были в этом табло. И я приземляюсь — конечно, я нарушил все указания Тамары Андреевны, с разворотом, с такой запятой приземляюсь. УТ-15, скорость снижения повышенная… Ударяюсь, достаточно больно ударяюсь. И попадаю точно вот в это табло.
— В ноль, но в буквальный?))
— Только щепки в разные стороны! Я голову-то поднимаю, а там, судя по всему, хозяин этого табло — он и судья по всем этим вопросам. И у него такой взгляд осиротевший. И я как-то вот в секунду понимаю — меня сейчас будут бить!)) И такой — ой, нога болит! Встаю — и правда нога болит. И вот сломал ногу.

Всё, посадили меня в УАЗик, увезли в больницу, там гипс… Друг стучится в дверь к маме — надо же за такси заплатить — и говорит:
— там Сашу привезли!
Мама там, конечно, чуть сознание не потеряла. И вот со сломанной ногой сидел дома чего-то недельки, наверное, 2 с половиной. И прочитал Войну и мир. И понял, что вообще это не моё.
— Читать?
— Нет. Война и мир.

— Сейчас парашютный спорт довольно безопасный, если подходить с умом. У нас техника хорошая, есть пищалки, есть высотомеры, есть шлема и так далее. Что было у вас?
— Я считаю, тогда прыжки были существенно безопасней. Потому что парашюты были, я считаю, проще. И было всё нельзя. А раз всё нельзя, соответственно, меньше прыжков — меньше нарушений. Всё же случается, как правило, когда кто-то берёт планку выше, чем он может взять. Вот отсюда слабая подготовка, неуверенность в себе, незнание последствий и, в общем-то, неготовность к развитию событий. Тогда было всё очень чётко и конкретно, очень жёстко структурирована подготовка. Конечно, современные парашютисты могут гораздо больше, чем того уровня. Но если сравнивать один к одному, то, на мой взгляд, тогда было безопаснее. Все было такое простое и надёжное. Современные парашюты существенно сложнее. Впрочем, как и упражнения, которые мы сейчас выполняем.

Но всё равно пытались что-то делать, допустим, вот ты групповой акробат, а у нас тогда не было тренеров по групповой акробатике. У нас были тренеры по многоборью, по классическому парашютизму, а прыгать групповую нам хотелось. И о том, что можно в свободном падении относительно друг друга
набирать скорость и проваливаться, — было очень смутное представление. Но, значит, мной было принято как-то решение. Я взял вытяжной парашют пружинный от ПО9 серии 3, пружину вырезал, получился мой личный тормозной парашют. Ручку к нему приделал, спрятал его в карман. И в момент, когда я пролетал мимо, конкретно так сыпал мимо Марка Тихонова, я его достал волшебным образом из кармана, он, надо сказать, наполнился. Меня поставило вертикально, и скорость моя ещё больше увеличилась. С земли смотрели — какие-то парни, какие-то тряпки, у них какие-то проблемы.
— 3D-формация!
— Потом я отпустил это всё, оно улетело, а вот народ на земле вообще не понял,что происходит: разрушился парашют, что-ли? В общем, приземлились, я был схвачен и расстрелян, конечно же.
— И снова туалеты копали?
— Ну конечно.

— Аэротруб не было. Как вы учились держать тело в свободном падении? Вам эту науку как-то рассказывали?
— Ну конечно! Рассказывали примерно так же, как рассказывают сейчас. Поэтому многие из наших спортсменов откровенно штопорили — беспорядочное падение… Я даже одну девушку, которая, значит, из этих штопоров не выходила, спрашивал — а как ты вообще в него входишь? Она мне — сделай руки вот так. Я сделал, у меня не получилось. Ну как-то сразу стало получаться свободное падение, а когда ты умеешь, очень сложно в БП падать или, тем более, в штопоре. Вот за столько лет я, к своему стыду, ни разу в жизни не был в штопоре, я не представляю даже, как это сделать. Говорят, надо ногу на ногу — но я так сделал и все равно стабильно падал.

— Хорошо, и вот мы подходим к моменту, когда Советского Союза не стало, появилась Россия. Что изменилось тогда на аэродроме? Вы успели как-то понять, что произошло?
— Конечно, сложно мне вспомнить точно год, когда начались платные прыжки, но они начались как раз вот где-то на стыке вот этих эпох. Кто-то стал платить за прыжки, кто-то попал в команду клуба и эти прыжки оплачивал клуб. Я не могу сказать, что было сокращение прыжков. Мы, наверное, не особо-то потеряли в этом. Потом, конечно, чем дальше, тем более стала очевидной коммерческая составляющая, и бесплатных прыжков практически
не стало. Ну к тому моменту, я уже учился в Московской академии, уже выступал за сборную России и за Москву, сборы непрерывно, и там всё это было
привычным нам образом. Мы денег не платили, у нас были талоны на питание, было проживание на этих сборах.
— Вы выдавали результаты. Оплата результатами))
— Ну, в общем-то да. Мы были сборной.

— Вот вы отучились на аэродроме. Перешли на крыло, умеете падать, умеете в многоборье, пострелять, приземлиться… А как потом развивалась ваша карьера спортсмена?
— А вот в самом начале рассказывал, что приезжаешь в Чечню, в Грозный. Там у нас чемпионат СССР молодёжный, по его результатам выводятся лучшие, они приглашаются на сборы, и в общем-то вот они и есть сборная. Распался СССР — часть людей, которые остались в России, были приглашены на сборы к Александре Михайловне Швачка (это сборная России и ДОСААФ). И под её руководством много лет героически пытались побеждать.
— Но, насколько мне известно, в 1995 году вам это удалось на уровне мира?
— Да. Я поехал и выиграл мир, это было очень приятно.
— Ну, чуть подробнее)) Как это вообще произошло? Что-то за соревнования были, как вы общались с ребятами из других стран?
— Мы героически изучали языки, самоучители и тому подобное. И, в общем-то, надо сказать, это абсолютно не пригодилось, потому что там всё по-другому: смесь русского, матерного русского, английского, какие-то транскрипции, ну и на пальцах, конечно. В общем, мы как-то не чувствовали дискомфорта, это было здорово. Мне было 23 года.
— И вы победили мир?
— Да.
— Очень круто.
— Да. А я потом был вынужден закончить спортивную карьеру, потому что на 96-й год я закончил академию, и молодой задорный старший лейтенант был отправлен в гарнизон. И, значит, соответственно, необходимо было, службу служить. Я пришёл на должность зам.командира части и стал жить на службе. На прыжки времени не было. А в 1998-м, когда я уволился, то потихоньку как-то стал снова в новых реалиях аэродрома пытаться себя найти в парашютизме. Где-то в 2000-м году я получил лицензию тандем-инструктора и так потихоньку начал прыгать тандемы.

— Сегодня вы руководитель парашютного звена, а как вы к этому прошли, каким был путь?
А он был какой-то такой спонтанный. Была вакансия на аэродроме на пол-ставки — инструктор ПДП. Я на неё пришёл. Руководил парашютным звеном Дмитрий Пометелин. Я уже довольно взрослый был, поэтому когда он в отпуск уходил, то говорил: «Останешься за меня». Я раз остался, два остался, три остался.
— Потом вообще остался?
— А потом он по телефону как-то говорит: «Слушай, ну я вот тут это (я как-то по телефону не понял) то ли задержусь, то ли что, ты давай за меня». Прихожу в аэроклуб, а мне говорят, он заявление написал по собственному желанию, и я как-то само собой разумеющееся и остался начальником.
— Какие сложности?
— В какой области?))
— В области руководства всеми нами, парашютистами.
— Да на самом деле сложностей особых нет. Как везде, работа с людьми — люди несознательные, недисциплинированные, у каждого свои интересы и каждый по-своему видит парашютизм. Вот моя задача их привести к какому-то всемирно понятному знаменателю, что такое парашютизм. Чтобы каждое из упражнений выполнялось так, как написано в руководящих документах, без отсебятины.

Парашютный спорт, он же до сих пор эволюционирует, и мы каждый год узнаем что-то новое. Я, в общем-то, столько лет этим занимаюсь, но каждый
раз для меня есть что-то, что пришло совсем недавно. Допустим, относительно недавно мы о ригерах даже не подозревали — это укладчики запасных парашютов и специалисты по обслуживанию парашютной техники. Сейчас прошла оптимизация этого вопроса, и существует реальный реестр всех укладчиков запасных парашютов типа «крыло» по всей стране, существует система экзаменаторства, где кто попало в этот список попасть не может. Другими словами, приезжаете вы на соревнования, показываете паспорт на парашютную систему, там незнакомая фамилия, кто укладывал парашют. Вам скажут: «Пожалуйста, заплатите деньги вот туда, и пускай наш специалист переуложит». И я думаю, что это скорее правильно, чем нет, потому что чем лучше и безопаснее идёт наша работа, тем меньше неприятных последствий. Когда у нас каждая кривая хромая собака возомнит себя укладчиком и специалистом по обслуживанию техники, мы в результате выхватываем парашютные системы, которые собраны с ошибками, которые не имеют обслуживания, которые, в конце концов, в принципе не годны в эксплуатацию.

Я в должности порядка 7 лет, я езжу 2 раза в год в Москву, в период «осень–зима» командирские сборы, где мы обсуждаем нашу работу в клубах, и экзаменаторские мои сборы, это где-то у нас весна–лета. И там, и там — это конференция по безопасности, то есть, идёт анализ каких-то происшествий по стране, что с чем связано, выясняются причины и способы борьбы с этими причинами, вырабатываются какие-то единые правила, которые, в общем-то, всех бы устраивали, и они были бы разумны. У нас выходит по ДОСААФу раз в 2 года документ, так называемые Орг.Метод.Указания — в настоящий момент это 23–25 год, — где прописаны самые последние современные новшества и трактовки наших остальных руководящих документов. Это правильно, документ живой, он эволюционирует — и, в зависимости от того, какие возникают сложности в работе на местах, там как раз есть объяснение, как это всё улучшить.

— Парашютный спорт, что он вам даёт?
— Ой, какой вопрос сложный. Когда-то меня это восхищало настолько, что прямо голова кругом шла. Сейчас я, уже, к сожалению, не испытываю таких ярких эмоций. Я не могу сказать, что мне пофигу. Но и щенячьего восторгу у меня нет. Какая-то привычная мне работа, безусловно, любимая работа.
И, в общем-то, я приезжаю на аэродром: аэродром знает меня, а я знаю аэродром.
— Вы можете вообще себя представить без него?
— Я бы не хотел.

— А у вас есть какие-то амбиции парашютные на ближайшее будущее?
— Ну я тут пару лет назад прыгнул Рекордик один с флагом. 800 квадратных метров. Масса у него 150 килограммов. Я всё думаю, что можно бы, наверное, увеличить, раз в 5 его и снизить массу процентов, может, на 15. Но это достаточно дорогостоящее мероприятие, пока это на уровне какой-то идеи витает.
— Но предыдущий прыжок тоже сперва был на уровне идеи, а потом реализовался?
— Ну да, по странному стечению обстоятельств. Я сказал, что мы можем это сделать, рассчитывая на то, что не найдут денег. Они взяли и нашли, и мне пришлось, действительно совершить прыжок)))

Возникает идея, начинаешь её обдумывать, представляешь, что как будет выполняться примерно, соответственно, придумываешь какие-то системы безопасности: как будешь выходить из этой ситуации, из этой и вот этой… Соответственно, на каком из этапов что в этой конструкции необходимо предусмотреть. Ну, и вот так, достаточно незамысловато за день-два рождается какая-то идея, потом всё на бумажке набросал по пунктам — и думаешь, что, в общем-то, и не сложно. В общем-то, и реализуемо.

Репортаж студии Иннокентия Шеремета о прыжках Александра Коскова

 

— Расскажите про прыжок с телебашни. Что это такое было?
— Леденящая душу история! Началось с того, что я сшил себе ранец для прыжков с парашютом. Сейчас это у нас всё шьют какие-то предприятия специализированные. А тогда шили…
— Можно было самому?
— Легко.
— Это какие годы?
— А это вот как раз 90-е. И значит, сшил себе где-то в Молдавии ранчик — красивый, чёрный, рейсер. Так он мне нравился. И у меня остался ранец от Талки. Я его подарил Вальке Прокопьеву. А он предусмотрен, этот ранец, под запасной парашют треугольный ПЗ-81, а таких в клубе не было.
Но зато был парашют З-5 круглый. Ну они подумали-подумали — давайте попробуем. Уложили туда З-5 и прилепили к нему пружину, пружинно-вытяжной парашют. А надо же как-то проверить, как оно — работает или нет. Ну и ничего умнее в голову не пришло, как забраться на эту башню. А там площадка 262 метра. В общем-то, достаточно.
— Тогда она не охранялась?
— Тогда вообще там — заходи, кто хочешь, и бери, что хочешь. Вся нечисть туда поползла после наших фильмов — там кого только не было. А до этого она вот стоит и вообще никому не нужна. Ну вот они бросили этот ранец с грузом — и всё чётко сработало. Вообще всё классно сработало. Но я прилетаю с Москвы. Они — слушай, мы тут бросили вот этот парашют. Всё сработало здорово. Вы что — говорю им — одного эксперимента мало. Надо же ещё один.
Но любом заводе целая череда испытаний. И ещё раз заползли туда, бросили, всё раскрылось, всё замечательно. И стоя там, я что-то думал-думал — наверное, отсюда тоже можно прыгнуть.
— Вам сколько лет было-то?
— А где-то 20… А специальных бейс-парашютов тогда ещё не было. Мы решили против ветра парашюты надуть, перелезаешь через ограждение и, значит,
рванул за борт. Все же пацаны, друг друга подкалывают: ты можешь что-ли? Конечно, могу. Ну и, в общем-то, заползли, я оттуда слетел. Это всё дело увидел Шеремет. Можете прыгнуть, говорит? Мы ему: «Да, можем». И вот мы ползём туда с парашютами, за нами следом ползёт съёмочная группа, а у них эти камеры такие огромные… Приползли — а съёмочной группы нет. Сверху вниз крикнули. В ответ: «Да-да, ползём». В общем, мы прыгнули, нам лететь меньше минуты, и мы уже на земле, а съёмочная группа ползла обратно. После этого половина съёмочной группы, я слышал, уволилась, потому что условия работы…)))

— Не очень)) Это хорошо, что им не нужно было снимать в полёте ваш прыжок с машиной, а это что такое было?
— А, прыжок с машиной. Да. Ну было дело.
— Это была какая-то идея ваша, которую хотелось реализовать?
— Не было как-то погоды. Шёл дождь. Мы сидели на аэродроме, у нас абсолютно кончились деньги. А тут видео-магнитофоны, там эти кассеты VHS, и там был фильм с Чарли Шином, «Скорость падения», что-ли, назывался? И там в одном из сюжетов кадиллак вываливается из самолёта. Героический Чарли Шин подлетает к багажнику, достаёт оттуда Настасью Кински, обнимает её как-то, и, значит, приземляются они. Мы посмотрели и подумали, что у них фигня какой-то, а не прыжок. Мы так тоже можем. Ну, значит, так вот родилась идея этого…Осеннего Кабриолёта. Значит, сначала мы хотели Запорожец. Но студия Иннокентия Шеремета нашла Москвич. Срезали с него крышу, и вот в таком виде 3 человека на борту было. Я за рулём.
— На борту чего? С чего вы прыгали?
— Вертолёт Ми-8. Очень долго убеждали командира экипажа, что это абсолютно безопасно)) Ну, и конечно 1000 долларов помогли убедить. Первый раз хотели на аэродроме нашем, но начальник аэроклуба, тогда был Тарасов, сказал, что нет — автомобиль взорвётся, будет воронка, и вам тут нельзя.
Мы расстроились. А уже закатили всё в вертолёт. Вертолёт уже замоторился, взлёт не дают. В общем-то, всё выкатили оттуда, автомобиль погрузили в трейлер и уехали в Троицк, это на границе с Казахстаном, там такие поля. И там этот прыжок выполнили.
— И что, была воронка?
— Нет. Надо сказать, он сплющился в блин, этот автомобиль. То есть, он так был где-то примерно по грудь, он же высоконький такой, Москвич.  А когда об землю ударился, он даже до колена не дотягивал. И вот где он двигателем ударился, небольшая ямка образовалась, ну, может, сантиметров 5 от силы.
— Так и оставили там?
— Нет, мы его забрали, он же долго потом как в музее стоял, этот разбитый автомобиль. И вот, с вертолёта Ми-8 с высоты 3 километра мы прыгнули. Я поворачиваю голову, все вроде бы на месте. Он не стабильно летит, автомобиль этот, качается. Второй раз голову поворачиваю — никого уже нет. Думаю, настоящие друзья. Думаю, надо как-то тоже выползать из него. И вот раз, выползаю, а он накреняется. Думаю, сейчас другим бортом по голове ударит. Пополз по нему вверх. Он обратно, в другую сторону перевернулся. Я как таракан по нему лазил-лазил, потом как-то вверх оттолкнулся от него, и он из-под меня вылетел.
— А есть видео?
— Да. Не очень качественное. Я там просидел секунд 11, но не потому что такой герой. Связались до этого прыжка с Би Джей Уорсом, это специалист в Голливуде по постановке парашютных трюков. Он там строго-настрого запретил больше 5 секунд в автомобиле сидеть, потому что терминальные скорости… На самом деле, в нём можно сидеть до второго пришествия. Просто по тем временам нет же интернета, нет методичек, всё это решается на коленке — представляешь, ну, наверное, это так. Слава богу, всё было неплохо.

А опасность ещё была, что если это автомобиль, раскорячится в рампе и задней своей частью ударит в основание хвостовой балки вертолёта, она буквально сдвигается градусов на 10, и начинает сразу рубить несущий винт. А как только начинает рубить несущий винт, рубит сразу и кабину.
В общем, нужно было выскочить достаточно быстро, не задерживаясь. Я газу до отказа, и мы оттуда выскочили, конечно, достаточно
быстро. Но все лётчики были в застёгнутых парашютах, готовые. Понимали, что может быть всё не очень хорошо.

Прыжок с вертолёта на Москвиче

 

— Были ещё какие-то такие сумасшедшие прыжки? Я так понимаю, Иннокентий Шеремет их сопровождал.
— Его телевизионная юность как раз тоже пришлась на 90-е годы. У него там как раз и экстремальные проекты были, какие-то полярники, кого там только не было. Ну и парашютисты там тоже краем проходили.

А безумные прыжки… Они случаются, но не так часто. Но вот мы с тобой недавно делали учебный класс. Необходимы были фотографии отказавшего парашюта, а таких фотографий нет. Я уложил парашют списанный, чтобы он нам продемонстрировал отказ. Камеру на каску — поднял голову, зафиксировал взгляд на 3 секунды, начинаешь парашют резать-рвать дальше. Всё, он перестал быть парашютом. Его отцепил, раскрыл штатный, приземлился. Ну, это даже не безумные прыжки, но если уровень подготовки позволяет…
— На самом деле сейчас этими кадрами, по-моему, все аэроклубы пользуются, потому что никто больше не решился повторять. Причём, я помню, мы обсуждали, чтобы взять какую-нибудь старую дырявую тряпку, надуть её на земле, я просто прифотошоплю небо. Но в итоге мы сделали всё по-настоящему.
— Ну, это было забавно — ножиком так тынь-тынь-тынь по стропам.

— В вашей семье кто-то идёт по вашим стопам, кто-то хочет вообще продолжить вот эту историю?
— К сожалению, в моей семье как-то не зашло, что ли — моим родственникам, братьям и сёстрам. Хотя, в общем-то, каждый из них попробовал, у многих 8–11 прыжков, ну как-то не стали они заниматься этим делом. Есть племянница у меня, сейчас ей 9 лет, она божится, зуб даёт, что вырастет, будет обязательно парашютисткой. Мы с ней прыгнули тандем, всё понравилось.

— Как вы думаете, парашютный спорт — у него есть какой-то функциональный смысл, какое-то будущее? Это всё превратится условно — как на сноуборде погонять, или у него есть какие-то перспективы?
— Станет ли он более широкий в массах? Да, наверное, нет. Он уже стал широкий в массах, в сравнении с тем, что было в СССР. Там тоже были парашютисты, но их было настолько мало, что можно сказать, что практически и нет. Сейчас почти любого человека можно спросить — с вероятностью ну процентов 70 тебе скажут, что да, прыжок был в той или иной форме, самостоятельный или тандем. При СССР такого не было, быть парашютистом и космонавтом — примерно одно и то же. Встречаешь человека — я прыгал с парашютом, и я прыгал с парашютом, все прыгали с парашютом. И вот поскольку у нас перешло всё на какие-то товарно-рыночные и денежные отношения. и это уже не первый год, а уже и все 30 лет по сути — наверное, вряд ли будут какие-то существенные сдвиги. Хотя, ну как посмотреть, частичное поступательное движение в развитии будет по количеству, но это не будет взрывом. Это, допустим, вот тандемы мы проводили в 2000-м году — один прыжок в месяц, столько было желающих прыгнуть. А теперь мы легко можем записать 60 тандемов на день в летние дни. У нас нет столько парашютной техники, сколько у нас есть желающих. И вот есть развитие? Да, развитие есть. Но в масштабах всего общества это всё равно мизер.
— То есть, скорее всего, так и будет один из способов релакса — испытать эмоцию. Плюс будет небольшая часть спортсменов, ну, и кто-то будет спасателем, космонавтом, кому это нужно по работе…
— Да. Кто-то — спецслужбы, мы делимся опытом, потихоньку пытаемся тренировать.

— Молодёжь на аэродроме нужна?
— Обязательно, всегда!
— Кто же будет копать, да?
— Копать! Красить, разбивать, старт, готовить самолёт и заниматься спортом. Надо сказать, вот мы берём молодёжь на подготовку. И когда мы берём человека, мы ему говорим, что он отработает у нас день, мы ему дадим 1 прыжок. А в реальной жизни они прыгают сколько влазит. Есть место на борту? Никто не будет против. Я ни разу в жизни не говорил: «А вот ты сегодня уже прыгал, посиди на земле». Есть место — без вопросов, конечно же, лети. И, в общем-то, они у нас растут, ну, ты знаешь, Тимофей — мой, как выяснилось, родственник. 198 прыжков за этот год. Двух не хватило до 200. И сейчас прыгает на уровне КМС по точности. Каких-то особых преференций я ему не давал, он как все — таскает, красит, прыгает.

— Можно ли сказать, что у Екатеринбургского авиаклуба есть почерк свой? Может быть, он молодёжный, может быть, у нас как-то особенно эффективно готовятся спортсмены-точнисты, например…
— У нас отлично прыгают тандем-инструктора. Вновь принятый тандем-инструктор в течение года дорастает до высокого уровня. Как-то вот мы нашли подход, выработали методику. Отличные у нас точнисты. Как-то так сложилось исторически, что у нас до сих пор в клубе много чемпионов, достаточно
молодых чемпионов мира, которые с удовольствием приезжают на аэродром, делятся опытом. Много новых кандидатов в мастера спорта появляется и мастеров. Это ли почерк? Мне трудно сказать. Приезжаем, допустим, на сборы начальников в Москву — из 50 организаций примерно половина
ведут такую едва тлеющую деятельность. А какая-то часть — существенно больше. Мы, однозначно, держим первое место среди всех авиационных организаций, кто работает с Ан-2. Это точно.
— Это круто! Значит, надо молодёжь учить, чтобы потом пришла на смену.
Один из финальных вопросов. Как изменилось система обучения с того времени, когда учились прыгать вы? Что эффективнее? Есть ли какая-то принципиальная разница?
— Глядя на современную молодёжь и современный уровень подготовки, у меня лёгкое чувство завести в сравнении с тем, что было когда-то. Потому что у нас было долго, мучительно, нудно и, в общем-то, не настолько динамично. Переход с одного упражнения на другое было очень медленный. С одного типа парашюта на другой — очень медленно. Но, тем не менее, всё равно нам это нравилось. Современный спортсмен когда учится — у него всё происходит быстро, динамично, появилась специализация, то есть, ты можешь прыгать в вингсьюте, можешь прыгать групповую акробатику, и другие 32 вида парашютного спорта. В нашей юности такого не было. У тебя есть парашютное многоборье или классический парашютизм. Последний надо ещё заслужить. А так бегай, плавай и стреляй. Поэтому, конечно, сегодня всё неплохо. Я бы, пожалуй, добавил наземной подготовки для современных молодых спортсменов. Больше теории, больше изучения материальной части. Любого спортсмена спроси на линии стартового осмотра — расскажи тактико-технические характеристики парашюта, с которым идёшь прыгать. Ни один не назовёт. Или называют очень частично. А меня бы порвали, если б я запнулся, отвечая на эти вопросы.

А так, в целом, да всё отлично на самом деле. Мы занимаемся любимым делом и делаем это с удовольствием.

— Что пожелаете начинающим парашютистам и молодёжи, которая хочет в небо?
— Да, наверное, чего-то такого традиционного. Удачи, хорошего настроения, здоровья, любви. Ну и конечно, денег на прыжки.

Источник:

Личные архивы Александра Коскова

Автор текста:

Наталья Зюскина,
Яна Вегера

Фотографии:

Личные архивы Александра Коскова
17577
17577

Источник:

Личные архивы Александра Коскова

Автор текста:

Наталья Зюскина,
Яна Вегера

Фотографии: 

Личные архивы Александра Коскова
25.12.2023

контакты     контакты     контакты     контакты     контакты     контакты     контакты     контакты     контакты     контакты     контакты     контакты     контакты     контакты     контакты     контакты     контакты     контакты     контакты     контакты     контакты     контакты     контакты     контакты     контакты     контакты     контакты     контакты     контакты     контакты     контакты     контакты     контакты     контакты     контакты     контакты     контакты     контакты     контакты     контакты     контакты     контакты     контакты     контакты     контакты     контакты     контакты     контакты     контакты     контакты     контакты     контакты     контакты     контакты     контакты     контакты     контакты     контакты     контакты     контакты     контакты     контакты     контакты

Задать вопрос | дополнить материалы |
стать участником проекта |

© РОО СО «Федерация парашютного спорта»
ОГРН 1146600000360 ИНН 6658995109 КПП 665801001

Задать вопрос | дополнить материалы |
стать участником проекта |

© РОО СО «Федерация парашютного спорта»

ОГРН 1146600000360
ИНН 6658995109
КПП 665801001