Дмитрий Владимирович Гмызин — представитель легендарной авиафамилии Екатеринбурга. Отец и мать Дмитрия — известные парашютисты и спортивные деятели, благодаря которым екатеринбургский аэроклуб в своё время заполучил мощную спортивную команду и пережил трудные времена.

За плечами Дмитрия более 6000 парашютных прыжков, победы на Всероссийских и мировых соревнованиях, рекорды. Дмитрий является мастером спорта международного класса, старшим тренером сборной России по скоростному падению, президентом РОО СО Федерация парашютного спорта. А ещё неутомимым идеологом парашютного спорта.

Интервью с Дмитрием Гмызиным

Текст интервью

— Ну что, у нас сегодня в гостях Дмитрий Гмызин. Дима, представь себя сам. Кто ты такой в парашютном спорте?
— Кто я такой? Спортсмен, тренер.

— Как ты вообще попал в парашютный спорт? Ты ведь представитель, по сути, парашютной династии. Расскажи, как это начиналось ещё на уровне твоих родителей и как случилось с тобой?
— Ну, родители прыгали на аэродроме, познакомились, там же и поженились, там же и я родился. Говорят, мама со мной ещё прыгала. Дальше детство на аэродроме. Наступило 15 лет, надо идти прыгать. Никто не гонит, сам пошёл, сам прыгнул. В самолёте девушка за мной стояла. Было жутко страшно. Но сыграло мужское начало. И вперёд — шагнул, испугался, парашют раскрылся. Хорошее начало.
— А если бы девушки не было, ты бы этот шаг сделал?
— Конечно, но…
— Возможно, при помощи инструктора?
— Да.
— Это какой год был? Хоть примерно вспомнишь?
— 1989-й.

— А как началась эпоха спорта? Ты прыгнул в первый раз, а что было потом?
— Пошёл проходить медкомиссию, чтобы еще 3 раза прыгнуть. Спортивная группа набиралась весной. Я хотел прыгнуть еще 3 прыжка зимой. Ну, чтобы было 6. На комиссии меня зарубили. Сказали, что у меня в носу что-то не так. Я успел ещё полежать в больнице, исправить там что-то с носом. И меня допустили к прыжкам. Дальше отобрался в спортсмены. Ну и пошли. Раньше отбор проходил по-другому. То есть собиралось человек 100–150…
— Это такое среднее количество желающих попасть в парашютную секцию?
— Да. Так вот, осенью, число не помню… По-моему, 10 октября. Нет, это была весна. Ну, короче, это было какое-то число. Все сдавали физподготовку. Бег, подтягивания, отжимания, приседания на одной ноге, вращения. Отбирались кандидаты, потом было собеседование, но и уже оставляли спортсменов.
— Пришло 150 человек, все хотят в спорт. А сколько осталось?
— 10–15. Треть отсеивалась практически сразу.

— Это 1989 год, да? А за чей счёт проводились прыжки? Парашютный спорт был доступен для молодёжи, я так понимаю?
— Да, но мы работали и прыгали. Вот так это обстояло. У ДОСААФ была цель, задача, поставленная Родиной, — подготовить перворазников и подготовить лётчиков, ну, допризывников имеется в виду, которые 3 прыжка с парашютом прыгнули, всю теорию изучили, корочки получили и готовы к службе в армии. Плюс лётчикам на это выделялась техника, самолёты, бензин, зарплата инструкторам и всё остальное. Но, если норматив у самолёта Ан-2 200 литров в час, то по факту он тратит за час 150 литров. Остаётся где-то экономия. На эту экономию, я так понимаю, мы и прыгали.
Было 2 направления. Сначала 2 обязательных — это парашютно-атлетическое многоборье (бег, стрельба, плавание, прыжки, точность приземления) и классический парашютизм (индивидуальная акробатика, точность приземления). Сначала всех заставляли делать и то, и то, апотом…
— А потом то, что лучше получалось?
— Нет, потом лентяи отваливались в классический парашютизм))
— И где был ты?
— Конечно, в классическом парашютизме)) Но в многоборье я выступил несколько раз. Оно уже в то время потихоньку заканчивалось. Нужно было оружие где-то хранить, нужно было бассейн как-то организовывать. Там, по-моему, год ещё многоборьем прозанимались, потом про него забыли.

Дмитрий Гмызин в бытность юниором. Личные архивы Т. А. Гмызиной

Дмитрий Гмызин в бытность юниором. Личные архивы Т. А. Гмызиной

Дмитрий Гмызин в прыжке. Личные архивы Т. А. Гмызиной

— Как были устроены тренировки у юниоров?
— В субботу и в воскресенье выезжали на аэродром. Раньше не было базы на аэродроме, если говорить про зиму, то все базировались в клубе. Рано утром загружался КамАЗ.
— Это вот там, на Воеводина?
— Да. Падали на парашюты, ехали 1,5 часа в сторону аэродрома. Там разгружались, разбивали старт, прыгали, затем парашюты обратно загружали в КамАЗ, ехали сюда, здесь их развешивали, сушили, потом укладывали. В субботу вернулись и уложились, в воскресенье вернулись и уложились.
— Получается, двойной маршрут был, без ночевой на аэродроме. А летом?
— А летом ночевали на аэродроме. Там были домики из-под… В общем, контейнеры из-под самолётов.
— Зимой это было не отопить никак, да?
— Никак.
— А зимой как? -5–-10 мградусов мороза — прыгаете, а если совсем холодно — не прыгаете?
— Там не было такого.
— Всегда тепло было?))
— Нет. Там, если приехал на аэродром — прыгаешь. Если минус, всё равно прыгаешь, а если нельзя прыгать, то никто не прыгает. Но если ты явился на аэродром, и все прыгают, то ты тоже прыгаешь.
— Сотрудники (как мы его сегодня зовём) манифеста и люди, кто обслуживал всю эту историю, где они базировались? Ну вы-то ладно, прыгаете, укладываете, вам тепло.
— Не было манифеста. Страховки были не нужны, деньги не платили.

— Сама система обучения так же подразумевала, что вы учитесь лежать в свободном падении, пилотировать парашют типа «крыло»? Или в чём заключалось обучение на спортсменов?
— Примерно то же самое, только без аэротрубы. И парашюты были только точностные, не скоростные.
— И сколько прыжков тебе понадобилось для того, чтобы перейти на то самое пресловутое крыло?
— Раньше не было вариантов. 50 прыжков нужно было напрыгать на дубе, и только потом давали УТ-шку. Ещё 100 нужно было допрыгать на УТ-шке, только потом давали крыло.
— Это вот прямо фиксированное количество?
— Да.
— То есть, его достиг и дальше идёшь на крыло, даже если не можешь в свободном падении лежать?
— Ну как не можешь… Мне 18 прыжков хватило, чтобы первый раз отпадать стабильно, а потом очень быстро я дошёл до 30 секунд. На этом этапе становилось уже скучно, и мы начинали крутить комплекс. Спирали, сальто, всё остальное.
— Просто за спиной было не крыло?
— Да.
— Аэротрубы не было. Как вы нарабатывали вот эту моторику? Как это было? Стелили маты, вываливались на них?
— Ну, я же молодёжи стелю мат, даю им отделяться. Тренировались так, что стелили мат и прыгали на него.

— Когда у тебя случились первые соревнования, первые победы какие-то значимые? Это была точность приземления, это был классический парашютизм, акробатика, комплекс…?
— Не было раньше отдельной точности приземления. Раньше был классический парашютизм.
— И всё?
— Точность приземления, индивидуальная акробатика. Ну, где-то была групповая, но не про нас.
— Ты помнишь свои первые соревнования?
— Ну да, область парашютно-атлетическая.
— Занял что-то?
— Нет. Всадил патроны в соседнюю мишень))

— Вот ты рос, начинаются 90-е. В какой момент прыжки стали коммерческими? Спорт же в какой-то момент перестал быть бесплатным для молодёжи. Ты помнишь тот момент?
— Нет, не помню.
— Не случилось у тебя такого? У тебя всегда был какой-то другой спорт?))
— Да, у нас в клубе всегда был другой спорт. Но там в этот момент получилась ситуация, что допризывники Родине стали не нужны, лётчики, видимо, тоже. И началась коммерческая деятельность.

— Как ты считаешь, вот сегодняшняя система обучения и подготовки спортсменов — в чём её ключевая разница с системой, по которой обучался ты? Что было лучше, что хуже? Может быть, тебе есть что сравнить и что-то с тех времен не помешало бы привнести в день сегодняшний?
— Точность приземления на круглых парашютах даёт закалку на всю дальнейшую парашютную жизнь, потому что скорость горизонтальная маленькая, и ошибиться в расчёте — значит, где-то будешь очень далеко. Если ты на парашюте с горизонтальной скоростью 2,5 метра учишься приземляться даже не в круг, а в блин… Ну, с дубом-то ладно, я погорячился, но мы приземлялись в шайбу диаметром 10-15 см…
— То есть, ты мог попасть в этот кружочек, прыгая с круглым парашютом?
— Не каждый прыжок, но могли, да. Нас этому учили, и у нас даже иногда получалось. Но здесь непонятно, хорошо это или плохо, потому что это травмоопасно, несмотря даже на песчаный круг. Потом колени, ноги повреждаются.
— У вас были высотомеры, пищалки, шлема — экипировка чем-то отличалась?
— Высотомера вообще в принципе не было. Был секундомер на запаске. При отделении включаешь его. Понятно, что ты всё время туда не смотришь. Ты прыгаешь, считаешь-считаешь, досчитал до 30 — и ближе к моменту, когда надо раскрываться, смотришь. Считаешь-то быстрее.
— И было, что перепадал?
— Конечно, было.
— Что вам делали за такие дела?
— Отстраняли.
— Просто сидишь на земле? А как ты считаешь, это работает? Человек ошибся и сидит, но как он на земле натренирует какие-то вещи? Его задача просто подумать над своим поведением?
— Ну так он же не просто так сидит, он работает.
— У вас совмещалась спортивная и трудовая дисциплина? То есть, если ты не прыгаешь, то ты копаешь туалеты?
— Не так. Копаешь туалеты за залёты. Но там на старте очень много работы — грузить, разгружать, поднести, за завтраком ездить. Столовой не было на аэродроме. Ездили в деревню за стартовым завтраком. Ну и вообще питаться туда ездили. На завтраки, на ужины.
— Это мы про Логиново говорим?
— Нет, это не Логиново, с другой стороны деревня.
— Какой у тебя был самый сильный залёт в момент, когда ты был начинающим парашютистом? Ты помнишь его?
— Их много было))

— Тренером была Тамара Андреевна?
— Там была такая ситуация. Она сначала была инструктором для перворазников. Ну, потренировала там. Я не помню точно периоды, когда она стала тренером. Ааа… вот когда потом начали переходить на прыжки за деньги, отец подсуетился, и создалась команда мастеров Екатеринбургского АСК, и он нашёл на команду мастеров денег. И прыгали мы тогда за 500 прыжков в год. Вот тогда точно мама была тренером.
— Пару слов о Тамаре Андреевне. Она была твоим тренером?
— Да.
— И одновременно мамой.
— Да.
— Что было хорошего в этом, а что — трудного?
— Ну, материла-то она всех одинаково.
— То есть, ты не чувствовал какой-то избранности? Но, кроме как материла, ещё же и объясняла?
— Так это был способ донесения информации до спортсмена.

— В какой момент ты почувствовал, что ты спортсмен? Что твоя жизнь полна соревнований?
— Ну был период, я говорю, когда была команда начальная, потом команда мастеров, тогда всё время тренировались. Потом настал момент, когда на работе сказали: «Или работай, или прыгай». Мы немножко сбавили обороты и начали больше работать, меньше прыгать. Затем нечаянно появилось скоростное падение. И всё — понеслось опять по новой.
— В какой момент оно у тебя появилось? Я так понимаю, что ты уже был довольно зрелой личностью?
— Я не знаю, лет 7-10, наверное, уже занимаюсь. А занялся…Случайно. Я съездил на чемпионат России по классическому парашютизму. Занял первое место по точности, третье в двоеборье. И сказал старшему тренеру: На чемпионат мира меня не записывай, я вас подведу, а были по точности соревнования в Дубае, туда запиши».
— Потому что Дубай?
— Потому что выиграл и имею право) И он меня, конечно, не записал, потому что забыл. Потом мне молодой наш спортсмен-парашютист Егор Никифоров говорит — там появилась новая дисциплина, скоростное падение, можно съездить и поучаствовать. Звоню старшему делегации. Говорю: «Возьмите меня». Он говорит: «Иди в пень, я уже все списки подал». Я говорю: «Ну, если будете менять, меня впишите». Перезванивает через неделю: «Ну что, вписывать тебя»? Говорю: «Конечно, вписать».
— То есть, ты на момент, когда поехал на свои первые соревнования, вообще не тренировал эту дисциплину?
— Нет.
— Расскажи сейчас для тех, кто не в курсе, в чём вообще её суть?
— Мы пытаемся набрать максимальную вертикальную скорость.
— Выходите с 4 с хвостиком километров и дальше просто разгоняетесь?
— Ну, не вниз головой, по параболе. Так проще. И быстрее получается.
— Какая предельная скорость у тебя была, если не подкручивать прибор?
— Ну, сейчас все GPS-приборы пошли, они точно показывают. 505 с копейками.
— Ты успеваешь что-то понять, когда летишь на скорости 500 километров в час?
— Ну, конечно. Ты же работаешь. Если прыжок идёт по плану, — значит, по плану, а если тебя выбило — то накосил, значит, не по плану.
— До какой высоты вы разгоняетесь?
— 1700
— Потом нужно оттормозиться метров 500?
— Да. Нет, ну надо тормозиться метров за 200, скорость же быстро падает.
— Я слышала потрясную историю, что у тебя в каком-то прыжке оторвались стропы от парашюта. Это что такая за история была?
— Давайте её пропустим))
— Мне известно, что в своё время ты поставил мировой рекорд — значение мирового рекорда — по скоростному падению. Так ли это ? Что это вообще за история, про которую в СМИ пишут, но ничего точного по ней не известно?
— Ошибочно, мирового не получилось. Когда были приборы анероидные, которые измеряют скорость, их можно было обмануть. Кто научился их обманывать, тот показывал большие скорости. Но там были особенности, они должны были находиться выше и подальше от спины. Пришлось шить специальный ранец. Мировой рекорд был 601 км в час. Я его не побил, у меня 600 получилось. Рядышком, но не побил.
— Я так понимаю, цифра 600 возникла как раз из-за того, что все умели крутить эти самые приборы?
— Не все умели, но кто догадался, тот подкрутил.

— Что ты можешь про себя сказать как про спортсмена сегодня? К чему ты стремишься?
— Чемпион мира, Европы, как положено. Но нас не берут на международные соревнования, поэтому сейчас задор погас немножко.
— Но ты тренируешься?
— Мы тренируемся. Я же, кроме того, что спортсмен, еще и тренер. То есть, у нас появляются новые мысли. Про угол вот ты сказала. Мы его недавно нашли. Что его надо держать. И что, оказывается, его можно держать. И на спину не заваливаться. То есть, все эти хорошие мысли я записываю. И скорости у нас так же, как у них. Но у нас нет стабильности. Но если вдруг начнутся международные соревнования, проведем сборы подлиннее, добьёмся стабильности и со всеми фишками, которые записаны, будем уже соревноваться на равных. А сейчас я не вижу смысла упираться на чемпионате России. Понятно, что мы приезжаем, тренируемся, но, я говорю, задора нет.
— Цель на ближайшее будущее – это всё-таки Европа и мир, но тогда, когда это будет возможно. То есть классический парашютизм и точность, они немножко остались в стороне или ты продолжаешь их практиковать?
— Классический, наверное… Нет, ну я кручу акробатику секунд за 8, но редко. Если у меня получается на чемпионат России выбраться, я выбираюсь. Не получается — не выбираюсь, но в точности участвую.

— А что для тебя вот парашютный спорт в целом?
— Любимое хобби.
— Его с восторгом встречают твои коллеги и члены семьи или всё-таки у них есть какие-то другие пожелания?
— Нет, у них есть другие пожелания. На работе точно не в восторге.
— Вспомни 3 своих самых значимых для тебя прыжка. Сможешь вспомнить?
— Нет)
— Тогда у меня вопрос к тебе. Была ли такая история, что когда у нас в городе ещё была телебашня, вы прыгали с неё с Мальвой?
— Мы не прыгали, мы летали. Это нельзя называть прыжком. Мы на неё залезли…
— И шагнули вниз?
— Нет, просто шагнуть — парашют зацепится. Потянул за передний свободный конец, парашют накренился, — потом ты шагнул.
— Это звучит небезопасно.
— Наоборот.
— Нет, в целом вся история.
— А. Ну да.
Ну так вот. Осенью ездили в Швейцарию. Перевернулся автобус, что-то там повредилось шея. А парни этой осенью как раз первый раз с башни слетели. Проходит зима, соскучились все по прыжкам, прыжков нет. Тогда было межсезонье. Зимний сезон, летний сезон. Это сейчас всегда прыжки. Тогда было межсезонье. Скучно. Сидим на Плотинке. Я говорю: «А что вы летали с неё, а я нет, пойдём слетим!». Пошли, слетели. Хорошо. Нас встречает внизу Шеремет и говорит, что надо повторить. Ну и повторили мы всё это уже с кинокамерами.
— А как залазили? Прям с парашютами, с ранцами по вот этим лесам?
— Ага.
— Ну вы, конечно, сумасшедшие ребята.
— Но мы до этого ещё пытались испытывать запасной парашют. Там просто товарищ купил парашютный ранец. Запаски треугольной к нему не было, поэтому запихали туда круглую З-5, обычную. Но прицепили, всё нормально — и надо же проверить, открывается или нет. Залезли на башню. Прицепили мешок со щебёнкой и отправили в полёт. Открывается. Это всё надулось и перелетело через 8 марта в какой-то двор.
— Забрали?
— Забрали, конечно. Просто я с одной стороны тяну, а с другой стороны наряд полиции тянет. Тогда милиция ещё.
— Приняла вас милиция?
— Нет. Я сказал: «Мой парашют, хочешь паспорт покажу».
— То есть, проблема была только в том, что лежал чей-то парашют на 8 марта? Не в прыжках?))
— Нет, ну он за 8 марта во двор влетел. Мы потом уже, когда он летел, подумали — а если бы на машину?
Но ситуация-то в чём. Вот сначала были УТ-15, потом пошли ПО-9 серии 3, ПО-16. Мы, чтобы удобнее было, закидывали запаску за голову. Когда покупали эти ранцы, это тоже было. А когда постарше стали, там уже были нормальные парашютные системы, с которыми сейчас прыгаем. А в то время по-всякому извращались. Ранец купили, запаски нет, надо испытать.

— Какие-то строгие регламенты безопасности, которые сегодня на аэродромах практикуются, они были в тот момент? Или на аэродроме вы тоже могли засунуть в ранец…
— Так мы и засовывали! Он и прыгал с этой круглой запаской, пока ПЗ-81 не нашлось. Правила, которые есть сегодня, — это симбиоз советской и иностранной парашютных школ. Взяли, видимо, самое лучшее, объединили и оставили. Раньше не было никакой парашютной техники, кроме как Ивановского парашютного завода. Она была вся стандартная. И если нужно было прошить подвесную систему…
— Брали в руки инструменты и шили?
— Отменялись прыжки, брали в руки иголки и прошивали. Была инструкция, как прошивать, где прошивать. УТ-15  что-то оторвалась где-то у кого-то. Регламент — прошить.
— То есть, сейчас, если у тебя система порвалась, ты идёшь к ригеру, на ТО несёшь, а тогда всё делали сами?
— Нет, там просто всем сказали прошить, всей стране.
— Всё понятно. А в целом как это было устроено? Если у тебя с парашютной системой что-то, то ремонтируешь сам, спрашиваешь знающих людей?
— Нет, машинка стояла хорошая, ещё древняя такая. Был, видимо, инструктор, который шил, я вот забыл, я с этим не сталкивался.
— У тебя всё целое было?))
— У меня да, ничего не рвалось.

— Аэродром Логиново, ты же рос на нём?
— Да.
— И рос не один, я так понимаю, у вас была бравая тусовка. Вы сегодня друзья? Вы все продолжаете прыгать?
— Кто-то закончил прыгать, кто-то продолжает прыгать. Все общаемся.
— Ну, то есть, сегодня все ребята, с которыми ты когда-то начинал прыгать, твой класс, так скажем, парашютный…
— Не, это не мой класс, они постарше были. Меня всё время гоняли— просто они шли на костёр ночью, и я с ними. А мама хотела, чтобы сын в 22:00 спал, и она шла искать меня и палила эти костры, и меня всё время гоняли с этих костров.
— Ты был неудобный человек для тусовки))
Хорошо. Аэродром тогда — мы уже поняли, здания не было. А что касается самолётного парка, он был большой или, как сегодня, летал один Ан-2?
— Было 2 или 3 самолёта, не помню точно. 2 было точно и, скорее всего, 3. Проблем с самолётами никогда не было. И была куча ЯК-52, на которых учились…
— Пилотажу?
— Нет, пилоты. Нет, спортсмены были тоже, но…Основная задача аэроклуба была — подготовить пилотов, чтобы они потом поступали в училище. Они должны были налетать определённое количество часов, сделать самостоятельный вылет, получить какую-то бумажку, и тогда им проще было поступать. То есть, готовили или допризывников (парашютистов), или лётчиков, чтобы поступали в училище. Это была задача аэроклуба, основная. А вся параллельная задача — это спортивные прыжки, пилотаж и всё остальное. Тоже параллельная задача, но скорее всего она осуществлялась за счёт лётчиков обучающихся и допризывников.

— А как ты считаешь, какое будущее у парашютного спорта? Есть у тебя какие-то ощущения? В чем его польза может быть?
— Людям нравится. Я смотрю на людей и не понимаю, зачем они прыгают, а они зачем-то прыгают. Просто прыгнуть, выпасть из самолёта, открыть парашют, приземлиться — для меня скучно. Должна быть какая-то задача. Прыгнуть с кем-то, попасть куда-то, разогнаться до туда-то — я понимаю. А людям просто нравится прыгать с парашютом. И для меня они непонятны.
— Если бы у тебя была возможность что-то поменять в лучшую сторону на аэродроме, что бы ты в первую очередь сделал?
— Высотный самолёт… Свуппонд, новый самолёт, лучше 2. Ну, там параллельно идёт материально-техническое обеспечение, арендные парашюты, тандемы и всё остальное, спортивные парашюты. Потому что люди приедут и прыгать не смогут, если нет техники. Ну, это частности. То есть, если на самолёт деньги найдутся, то остальное всё приложится.
— Слушай, быть спортсменом для вас в юности —это была история из разряда защитить честь области, страны и так далее? Или всё-таки потом это как-то было применимо в профессии… может быть, военные, спасатели, испытатели, космонавты? На твоей памяти были истории, когда парашютный спорт стал функциональной частью карьеры?
— Кто пошёл в инструктора и в командиры парашютного звезда, тот стал. По космонавтам — у них входят парашютные прыжки в программу подготовки. Не знаю, ну что у нас же есть. знакомые, которые стали — кто-то начальником парашютного клуба, кто-то командиром парашютного звена, кто-то инструкторами.
— Получается, сейчас молодёжь нужна на аэродроме для того, чтобы потом, позже, уже они могли стать тандем-инструкторами, новыми руководителями, новыми сотрудниками? За этим, в первую очередь, нужна или за спортивными результатами?
— Мы же представители Федерации парашютного спорта. Поэтому нас интересует больше спортивный результат. А дальше, если понравится, могут совмещать с трудовой деятельностью. Но мне не нравится превращать хобби в работу.

— Тамаре Андреевне в мае будет 80 лет. Правильно же я понимаю?
— Да.
— Расскажи, пожалуйста, о ней в таком контексте. Какая она тренер? И какая она для тебя в парашютном спорте вот за всё это время, которое ты её наблюдаешь? Какой она была и какая она сегодня? Что она делает? И в чём важность того, что она делает?
— Мы много дискутировали с друзьями и товарищами по этому поводу. Моё мнение, что до мастера спорта (а может, даже дальше) человека надо материть и всё время держать в тонусе, подбадривать. Тогда результаты растут. Насколько я себя помню, мои результаты в классическом парашютизме больше всего выросли в армии. Когда я был солдатом срочной службы, за год меня там так подмолаживали, что приходилось выкручиваться и давать хороший результат. Либо человек должен быть высокоорганизован, а к молодёжи это мало относится. Нужен тонус, а моя мама умела держать спортсменов в тонусе.
— Кстати, да,  Тамару Андреевну часто вспоминают, как строгую волевую женщину. А сейчас она мягче?
— Сейчас ей просто уже тяжело тренировать. Но, если она куда-то на аэродром выбирается…
— То все в тонусе?))
— Да))
— А ты воспитывался в тонусе?
— Я — да. Ну, понятно, что поблажки-то были. Любимый, единственный ребенок.
— А ты ими пользовался для того, чтобы выгородить друзей на аэродроме?
— Выгораживались по-всякому. Но залетали так, что не помогало.
— Сейчас у молодёжи, на мой взгляд, довольно всё неплохо с дисциплиной, ничего сверхъестественного не происходит. А что исполняли вы?
— Не будем подсказывать) Были, были залёты, но у кого их не было.

— Вы дружили авиаклубами других городов?
— Была спортивная конкуренция, а потом было закрытие соревнований. И все там дружили, всё было нормально. Нет, ну кто-то больше, кто-то меньше. Понятно, что со всеми одинаково не дружишь. С кем мы всё время упирались? С Кумертау мы всё время упирались на чемпионатах ДОСААФ. Был в Кумертау клуб с сильной подготовкой — и мы были. Я, кстати, немножко не договорил. Вначале спортивного пути мы прыгали в лайтовом режиме по субботам и воскресеньям. А когда отец выбил субсидию на команду мастеров, тогда прыгали чуть ли не ежедневно. Четыре дня — выходной, четыре дня — выходной.
— Я так понимаю, школа, учёба, работа — всё стояло на паузе?
— Учёба ждала. Нет, ну понятно, что это не круглый год, но, например, решили сделать сборы в марте месяце. Хорошо — 4 дня, выходной, 4 дня, выходной. Это правильно, максимальное количество прыжков в короткий промежуток времени, тогда достигаются результаты, идёт прогресс.
— Давай тогда твоё ключевое пожелание людям, кто в парашютный спорт хочет зайти и нашей молодёжи, которая сегодня обучается. Что бы ты им сказал? Пару ласковых.
— Быстрее, выше, сильнее.

Тамара Андреевна и Владимир Дмитриевич Гмызины

Тамара Андреевна Гмызина (Кувыкина) приехала с матерью в Свердловск за год до окончания войны — 24 мая 1944 года. Время было очень трудное, но мать Тамары Андреевны, воспитывавшая её одна, сделала всё возможное и невозможное, чтобы дочь су­мела закончить десятилетку и продолжить учёбу. В 1967 году Тамара заканчивает горно-металлурги­ческий техникум имени Ползунова. К этому време­ни она уже познакомилась с парашютным спортом, причём, получилось это случайно.

В школу № 36, где училась Тамара Андреевна, была приглашена знаменитая спортсменка, мастер спорта и чемпионка СССР Ирина Бояновна Соловьёва, дублёр Валентины Терешковой. По какой-то причине прийти на встречу со школьниками она не смогла. И тогда группа наиболее активных уче­ниц через военрука узнала место работы чемпионки и разыскала её в городе — а та, в свою очередь, извинившись, пригласила девочек посмотреть на парашютные соревнования, которые проходили под Арамилем.

Посещение настолько впечатлило Тамару Андреевну, что изменило всю её последующую жизнь. Она записалась в авиаклуб и 5 января 1961 года совершила свой первый прыжок — признаётся, что было страшно, да и зима на дворе, холодно. Но с тех пор её жизнь и парашютный спорт представляют собой неразрывное един­ство. В 1968 году ею выполнен норматив мастера спорта СССР. В 1969 году в команде ВВС УрВО она становится чемпионкой и призёром чем­пионатов СССР, Вооружённых Сил, России.

Первый прыжок. Личные архивы Т. А. Гмызиной

В прыжке. Личные архивы Т. А. Гмызиной

ОС при приземлении. Личные архивы Т. А. Гмызиной

Первоуральск, 1966. Личные архивы Т. А. Гмызиной

Свидетельство о первом прыжке. Личные архивы Т. А. Гмызиной

С сыном Дмитрием. Личные архивы Т. А. Гмызиной

Тамара Андреевна со своими спортсменами. Личные архивы Т. А. Гмызиной

В 1968 году в клубе начинает заниматься парашютным спортом студент 4 курса металлургического факультета УПИ Владимир Дмитри­евич Гмызин. Здесь и пересеклись их судьбы — парашютный спорт многим помог найти свою любовь и создать семьи, из которых потом сложились пара­шютные династии.

В 1970 году они поженились, а на следующий день после свадьбы Вла­димир уехал на службу в Биробиджан командиром танкового взвода.
В 1972 году он увольняется из рядов Вооружённых Сил, а годом позже, в связи с рождением ребёнка, уходит из армии и Тамара Андреевна. В 1978-м она приходит работать в клуб на должность инструктора парашютно-десантной подготовки. Ра­бота эта нелегка даже для мужчины. Весь летний период аэроклуб работает мето­дом лагерных сборов. В 6 часов утра уже начинаются прыжки. Пятилетний сын Дима проводит всё время с мамой на аэродроме.

С 1978 по 1990 годы Тамара Андреевна по заданию Министерства обороны более 1 ООО парашютистов для ВДВ. В её группе проходил обучение и буду­щий Герой Советского Союза Юрий Исламов, погибший в Афганистане в 1987-м. В 1990-м Тамара Андреевна уходит на пенсию, но усидеть дома не может и в скором времени возвращается в клуб тренером команды парашютистов, воспитав в команде 7 МС и 1 МСМК. Сама Тамара Андреевна является судьёй международной категории.

Впечатляющие цифры от Тамары Андреевны Гмызиной

Владимир Дмитриевич по возвращении из армии продолжа­ет заниматься парашютным спортом. В составе сборной области он становится бронзовым призёром чемпионата России. В 1978-м выполняет норматив кандидата в мастера спорта. К тому мо­менту, когда по заключению медкомиссии он будет вынужден ос­тавить активный спорт, на его счету будет уже 1200 прыжков. Дальнейшая его деятельность впечатляет. С 1982 года он — заме­ститель председателя Уральского научного центра Академии наук СССР , с 1990 — заместитель председателя Горисполкома, с 1993 — глава Администрации Кировского района Екатеринбурга.

Владимир Дмитриевич Гмызин иногда в тайне от медиков приезжал на аэродром и ухитрялся выполнить прыжок-другой. В 1989 году на озере Шарташ проводились показательные выступления парашю­тистов, и когда в небе раскрылись одновременно 3 купола парашютов, зрители встретили овацией сообщение диктора о том, что над ними отец, мать и сын Гмызины.

В 1991-м году при подготовке к аналогичному прыжку Владимир Дмитриевич получил тяжёлую травму, и от парашютного спорта пришлось отказаться оконча­тельно. Но, несмотря на это, он по-прежнему находился в курсе всех дел аэроклуба и оказывал ему посильную помощь. Так, например, усилиями Владимира Дмитриевича было привлечено финансирование и создана спортивная команда — это помогло пережить авиаклубу тяжёлые времена, а грамотно выстроенный тренировочный процесс — подарить стране множество ярких заметных спортсменов-екатеринбуржцев.

Владимир Дмитриевич в прыжке. Личные архивы Т. А. Гмызиной

Владимир Дмитриевич Гмызин. Личные архивы Т. А. Гмызиной

Европа-Азия

Ещё одной визитной карточкой семьи являются Всероссийские соревнования на точность приземления «Европа-Азия» и Кубок В. Д. Гмызина.

В далёком 1995-м году экскурсия к столбу на границе «Европа-Азия», организованная для судейской коллегии Чемпионата России по классическому парашютному спорту, стала началом почти 30-летней истории одноимённых соревнований. Вначале была идея: выпрыгиваешь из летательного аппарата над Азией, а приземляешься в Европе — объединяющая граница, сбор сильнейших парашютистов страны… Но поскольку за идеей стоял Владимир Дмитриевич, — она превратилась в ежегодную спортивную традицию, которая объединяет несколько десятков спортсменов со всей страны.

За годы и десятилетия менялось место проведения соревнований — так, теперь они традиционно проходят на аэродроме Логиново г. Екатеринбург. Менялся статус соревнований, участники, спонсоры. Но ежегодно на уральском аэродроме собираются 60–80 спортсменов, от именитых МСМК до начинающих юниоров, и соревнуются в личной и групповой точности приземления.

Кроме того, зрелищной спортивной традицией стал Кубок В. Д. Гмызина, разыгрывающийся как дань памяти. Победитель Кубка определяется по лучшим результатам, показанным по итогу 1-го, 4-го, 6-го, 8-го, 9-го и 10-го прыжков по программе соревнований «Европа-Азия» (эти цифры составляют дату рождения Владимира Дмитриевича — 10.08.1946). С 2013 года финальный прыжок участников проводится над акваторией городского пруда и привлекает сотни зрителей. Традицией стало приводнение пристрелочного парашютиста для большей зрелищности.

Любопытной традицией соревнований стало изготовление тематических кружек. Каждый год в качестве сувенира семья Гмызиных готовит тираж кружек с обновлённым принтом — у Тамары Андреевны за почти 30 лет собралась внушительная коллекция.